Четверг был «выездным днем»: собиралась бригада врачей райбольницы — терапевт, хирург, педиатр, гинеколог — и на продуваемом ветрами «уазике» отправлялась на очередной «объект», в дальнее село. Там медиков уже ждали молодые мамаши со своими отпрысками, старики, разбитные деревенские молодухи. Обычно докторов встречали акушерка или местный фельдшер.

В тот раз поехали в Лозинское лесничество. Осень выдалась скучной и дождливой, дороги размыло, природа удивительно быстро растеряла свои краски в бессмысленной борьбе с надвигающимися холодами. По пути заскочили в участковую больницу, забрали с собой местного главврача Сергея Ряжина. Пока ехали, он оживленно рассказывал о своей последней охоте и хвалился тем, какой выдался в тот год грибной сезон. Шубин слушал и втайне завидовал: он никогда не был на охоте и почти не разбирался в грибах. Когда вдали показались деревья Лозинского леса, Олег почувствовал сладкий сыроватый запах грибов, от которого сразу захотелось есть.

 

— Наверно, здесь где-то поблизости речка, — предположил Шубин, вглядываясь в окно.

Через две минуты «уазик» остановился.

Её и речкой-то назвать было трудно, эту узкую ленточку серой воды, сквозь которую едва просматривалось каменистое дно. Шофер Коля недовольно скривился и вышел из кабины. Проезда не было. Хлипкий, в несколько бревен мосточек оказался разрушен. Совсем недавно здесь пытался проехать грузовик, провалился колесом в щель между бревнами, разворотил мост, накренился на бок. Вокруг грузовика суетились мужички, пытались подложить что-то под колеса, негромко матерились сквозь зубы. Коля подошел к мостику и минут пять молча наблюдал за этой вознёй. Потом прикурил у одного из мужиков, который без лишних слов протянул ему огонёк зажигалки.

— Где объезд? — спросил Коля.

— Через Привольное. Но это минут пятьдесят отсэда.

Врачи стояли на берегу речушки, кутались в пальто и куртки, молчали. От колючего промозглого ветра сохли губы и слезились глаза. Лесничество чернело всего в трехстах метрах от переправы. Там, за стеной деревьев, можно было бы укрыться от ветра и немного согреться. А в открытой низине у речки было холодно и сыро.

— Да ты в брод сможешь, — вдруг заявил один из мужичков. — Вона где проедешь, — он показал на прозрачную воду чуть в стороне от мостика. — Только полевей бери.

Коля неуверенно посмотрел в воду. Казалось, что дно рядом, неглубоко.

— Э, нет, — сказал Ряжин. — Ты уж, Николай, без нас.

 

Врачи отошли от машины. «Уазик» немного отъехал от речки, разогнался и… на полном ходу нырнул в воду. Не весь, конечно, только передок. Коля, приоткрыв рот, осторожно выглянул из окна. Вода теперь окружала его машину со всех сторон.

— Приехали, — сказал Ряжин.

— Мы ж тебе говорили: полевей надоть, полевей, — рассудительно заметил недавний советчик Николая.

— «Полевей», — огрызнулся шофер. — Что теперь делать будем?

— Тянуть надоть, — охотно подсказал всё тот же знаток форсирования рек.

Коля снял в кабине ботинки, закатал брюки выше колен и выбрался на берег.

— Весь капот залило. Теперь свечи сушить, — проворчал он.

— Полевей взял бы и сумел бы проскочить.

Через полчаса со стороны трассы подъехал самосвал. Из кабины выпрыгнул шофер, подошел к мостику.

— Ну, что, ребята?

— Сейчас трос будет просить, — тихо сказал Ряжин. — У них никогда нет своего. Жалко им, что ли?

— Вытянешь? — лаконично поинтересовался Коля у приезжего водилы.

— А трос есть?

Ряжин в досаде сплюнул. Шофер самосвала развел руками. Не оказалось троса и у Николая.

— Может, пешком дойдём? — предложил Шубин, подпрыгивая от холода. — Вот тут по брёвнышку можно протиснуться на тот берег.

— Очумел? До медпункта еще километров восемь, — ответил Ряжин.

 

Подъехал «Москвич», в нём сидели двое, явно городские.

— Я ж ему что говорил: полевей ехай. А он… — стал объяснять им ситуацию рассудительный мужичок.

— До Лозинского медпункта никак не доедем, — сказал Ряжин.

— Вы доктора, значит? — догадался шофер, внимательно рассматривая вздыбившиеся бревна. — А вот тут я, пожалуй, проскользну.

И показал на узкое пространство между грузовиком и перилами моста.

— Могу взять двоих, остальные не влезут.

— Я не поеду, — испугалась Ольга Васильевна, педиатр. — Что еще за аттракцион?

Но Ряжин поспешно втолкнул ее в «Москвич» на заднее сидение. Следом за ней влез в салон и терапевт Усов. Шубин решил остаться с Колей, который горестно таращился на свой «уазик». Как-то неудобно было бросать Николая в беде.

«Москвич» с разбегу, весело и легко, просочился по краю мостика на противоположный берег.

— Ювелир, — с уважением заметил Коля.

Через две минуты «Москвич» скрылся за лесом, у речки остались только Ряжин, Шубин и Николай, да еще пассажиры грузовика. Ждать пришлось минут сорок. Врачи основательно продрогли и уже всерьез размышляли о том, а не поджечь ли им запаску, чтобы согреться у костра. Но тут со стороны города подъехал грузовик, в котором нашелся трос. Вытащили «уазик» из воды.

Потом из лесничества пригнали трактор. Шубин и Ряжин, перемахнув по бревнам на другой берег, торопливо влезли в кабину и тесно прижались друг к другу спинами. Коля остался сушить свечи.

Дорога тянулась мимо сосен, сквозь кроны просачивались серые пятна неба. Накрапывал дождик.

 

В медпункте их встретила пожилая подвижная женщина — Анна Терентьевна Фролова, акушерка. Шубин и Ряжин почти вывались из кабины. От холода свело руки, почти не сгибались пальцы. И опять Шубину почудился сырой и пресный запах грибов. Не успев доехать, Олег уже проголодался. А ведь еще работать… Торопливо вбежали в низкую неказистую избу. Вероятно, вид приехавших эскулапов был достаточно красноречив. Явившиеся на прием люди умолкли. Шубин прижался к теплому брюху печи. Рядом сидели нахохлившиеся, как воробьи, коллеги из ЦРБ. Усов кутался в пальто и дышал на руки. Анна Терентьевна хлопотала возле Ольги Васильевны, пытаясь напоить детского доктора чаем. И только Ряжин выглядел бодрым.

Прошло десять минут. Шубин хотел было уже подняться, чтобы приступить к работе, но тут случилось неожиданное.

— Чего же мы ждем? — сказала вдруг одна из женщин, которая тихо сидела в углу и украдкой наблюдала за гостями.

И, словно по команде, все, кто явился на врачебный осмотр, дружно поднялись и ушли из медпункта, забрав с собой детей.

— Куда это они? — удивился Усов.

— Ничего, ничего, — улыбнулась Фролова.

Она тоже вышла ненадолго, но вскоре вернулась и сказала:

— Вы тут погрейтесь немного, а мы скоро.

И снова ушла.

— Есть хочется, — признался Усов.

— А я сейчас не отказался бы и от определенной дозы спиртного, — заметил Шубин.

— А кто за тебя работать будет? — засмеялся Ряжин.

Он заторопился следом за Фроловой.

— Грибами пахнет, — пожаловался Шубин.

Ольга Васильевна поднялась и спросила:

— Но где же люди? Куда все делись? Наверно, думают, что у нас полно времени? А вы тоже хороши: разнылись…

Вернулся Ряжин. За ним тащился чуть пьяненький человечек в огромных грязных сапожищах.

— Пойдем, Михалыч, ко мне. На печёнку, — уговаривал он главного врача. — Пойдем, чевой-то ты?

«Печенка… — задумался Шубин. — Гепатит, что ли?»

— Пойдем, Михалыч, а? — твердил человечек в грязных сапогах. — Тёлку забил. Баба печёнку приготовила.

— Нельзя, — отказывался Ряжин. — В другой раз. Со мной люди. Нельзя. Ступай домой.

Наконец мужичок отвязался от Ряжина и, что-то напевая себе под нос, ушёл.

 

— Где больные, Михалыч? — хихикнул Усов. — Время ни на миг не остановишь.

— Да нет никого, — отмахнулся Ряжин. — Они все здесь здоровее нас с тобой.

Держа банку с огурцами, вошла Анна Терентьевна. За ней — еще две женщины. Они стали выгружать из сумок хлеб, вилки, тарелки, стаканы.

— Сейчас, сейчас, погодите немного. Скоро картошечка поспеет.

— Анна Терентьевна, где больные? — спросил Шубин.

— Да какие уж там больные. Вы сами себе сейчас больные. Ничего, ничего…

И вот они уже сидели за столом. От вареной картошки шел пар. Были здесь маринованные огурчики, фаршированный перец, колбаса, домашние пирожки, козий сыр и, конечно, грибы. Достали бутылку водки. В это время приехал Коля. Свечи просохли, наконец. Ряжин не разрешил ему выпить даже стопку, да Николай и не собирался: еще возвращаться в ЦРБ. Шофер ел быстро и по-пролетарски сосредоточенно, не глядя на врачей. А потом торопливо поднялся и ушел к своей машине.

— Вы грибочков, грибочков попробуйте, — хлопотала Анна Терентьевна. — Давайте-ка я картошечки подбавлю, пока не остыла… Да пейте же, не обращайте на меня внимания, не стесняйтесь!

В голове у Шубина зашумело. Он заметил, что сколько ни ест, чувство голода не проходит. Из-за грибов, из-за этой водки, что ли? «Что-то язык заплетается… Надо побольше молчать, а то неудобно всё же», — подумал он.

 

— …Тут как раз весна подоспела, — слышал он голос акушерки. — Речка разлилась как никогда… Из трактора какая-то железяка отлетела и Сашке голову пробила, сыну почтальонши. И еще рожать одна вздумала, Даша Огрызкина из сельпо. Что делать? Надо скорее в больницу, а куды тут, с полой водой-то? Да и, как назло, ни одной машины. Потом соседа нашла — у него «Нива». Едем… Дашка орёт — рожает, значит, а Сашка — тот молча помирает. Голову ему я забинтовала, но кровь всё одно течёт. Склонил он головёнку свою забинтованную на плечо мне, у меня всё пальто уже в крови… страшно.

— А дальше что было?

— Да вы кушайте, кушайте… Ну, кое-как выбрались. Пришлось прямо по воде, очертя голову. Привезла их, значит, в участковую. Там Дашка и родила. Помнишь, Михалыч? А Сашка еще в дороге помер. Я реву, шоферу дурно…

Через час они с трудом вылезли из-за стола, поблагодарили, сели в машину. Подошли мужики и бабы из лесничества, обступили, стали прощаться.

— Михалыч, приезжай на печенку, слышишь? Тёлка хорошая была — стройная, весёлая, что твоя девка, — продолжал гнуть свое подвыпивший мужичонка.

Выехали из леса. Впереди замаячила речушка. Грузовика уже не было. Посредине мостика зияла огромная дыра. «Сейчас опять начнется родео», — подумал Шубин.

Но что это? Неужели Коля все-таки принял стопку-другую? Не сбавляя скорости, шофер направил «уазик» прямо в воду, и не успел никто сообразить, что к чему, как автомобиль уже ворчал и отплевывался на противоположном берегу.

— Вот так-то! — упрямо тряхнул головой Коля. — А то «полевей, полевей»… Трепач!

Из повести «Париж — Луговая»

Фото автора