С Юрием Анатольевичем Шелыгиным на сей раз встретились не в возглавляемом им Государственном научном центре колопроктологии им. А.Н. Рыжих, а в перерыве между работой секций Национального хирургического конгресса, в котором он участвовал. Как выяснилось, это мероприятие — далеко не единственное, где ему доводится делать доклады и проводить мастер-классы. При этом и работа в Центре продолжает оставаться для него первостепенной. Когда я позвонила Юрию Анатольевичу, чтобы договориться о встрече, в трубке услышала: «Операционная готова?» Оказывается, в этот момент он как раз ждал сигнала к началу показательной операции на прямой кишке. Колопроктология становится востребованной специальностью. В том числе и благодаря усилиям Ю.А. Шелыгина, член-корреспондента РАН, главного колопроктолога Минздрава РФ, который уже много лет не устает повторять, как важно предупредить первые симптомы грозного заболевания и не допустить развития самых тяжелых патологий. Об этом и многом другой — наш сегодняшний разговор.

— Юрий Анатольевич, а ведь были времена, когда колопроктология была частью общей хирургии…

— К счастью, эти времена в прошлом. Без нас теперь не обходится ни одно крупное медицинское мероприятие, где может быть нужно наше участие. В нынешнем году мы запланировали только в рамках нашей Ассоциации колопроктологов 25 мероприятий. При этом мы плотно сотрудничаем и с другими организациями — Российским обществом хирургов, Обществом эндоскопических хирургов, с онкологами, гастроэнтерологами. Дружим с нашими коллегами из других стран. Например, не так давно я был в Варшаве — там проходил съезд польского клуба колопроктологов. Почему-то они называют себя «клубом», хотя это серьезная научная организация.

Следующая моя поездка — в Австрию, где функционирует Европейское Общество по лечению рака прямой кишки. Мы в какой-то мере ощущаем себя заложниками такого рода мероприятий, потому что сегодня очень важен образовательный процесс, который происходит в рамках конгрессов. А выходные дни мы провели в Рязани. Это была конференция, где вместе с нашими рязанскими коллегами мы провели «Школу хирургии рака прямой кишки», которая включала в себя отработку техники лапароскопических операций клиническими ординаторами нашего Центра.

— На пациентах?

— На специально выращенной для этих целей экспериментальной свинке. Более десяти часов продолжались операции, и такой опыт бесценен для молодежи, которая сначала тренируется на симуляторах, потом на живом организме, и без всякого сомнения такой подход лучше, чем сразу экспериментировать на живых людях. На второй день были лекции и демонстрация лапароскопических вмешательств по поводу рака. Тут уже были две реальных пациентки. И я должен выразить свое восхищение нашими коллегами из Рязани, руководителем отделения колопроктологии Рязанской областной больницы Дмитрием Анатольевичем Хубезовым, который одновременно заведует кафедрой хирургии в Рязанском медицинском университете. Он прекрасно подготовил своих ребят, не стыдно было смотреть на их работу. Дмитрий Анатольевич — один из основных организаторов работы с молодежью, у него огромное количество перспективных студентов, и жизнь у них кипит. Вот недавно они проводили студенческую олимпиаду, которая включала разнообразные задания на проверку медицинских знаний и  самодеятельность, то есть самое разное интеллектуальное и творческое участие. Поэтому я, конечно, удовлетворен тем, что существует такая активная жизнедеятельность, и не только в столицах, но и во всех уголках России. Если мы возьмем текущий год, то у нас прошли конференции в Калуге, в Ялте и Севастополе, в Санкт-Петербурге, Хабаровске...

— География весьма обширная.

— Да. Ну, и со «смежниками» сотрудничаем — вот на этом конгрессе у нас две секции работает. Одна посвящена раку, и в рамках её работы мы провели демонстрацию  лапароскопической операции по поводу рака толстой кишки, которую выполнил руководитель отдела хирургии и онкологии ободочной кишки профессор Сергей Иванович Ачкасов. Малоинвазавную операцию по поводу геморроя с применением разработанного нами оригинального устройства выполнил Александр Юрьевич Титов, руководитель отдела реконструктивной хирургии нашего Центра, а технику классической операции по поводу 4-й стадии геморроя продемонстрировал талантливый хирург, старший научный сотрудник Иван Васильевич Костарев. Параллельно шел лекционный курс. Вчера были лекции, посвященные хронической венозной недостаточности, в которых мы также принимали участие. По сути дела, это общая программа изучения заболеваемости — в частности, той же геморроидальной болезнью, — чтобы лучше понимать, насколько часто она сочетается с венозной недостаточностью. Рассматривались результаты многолетнего международного исследования, в которое включено около 3000 больных. Оно многофакторное и еще далеко от завершения. Там еще работать и работать медицинским статистикам с тем, чтобы разобраться, какие факторы предшествуют образованию всех этих патологий.

— Юрий Анатольевич, когда же работать, если у вас всё время разъезды, командировки?

— А это не командировки. Каждый раз, собираясь на конгресс или съезд, я беру отпуск — благо он у научных сотрудников  большой. И никого из своих сотрудников в командировки не отпускаю, никаких суточных не платим. Хочешь поехать, поучиться, — бери отпуск. Я считаю, надо успевать и работать, и учиться.

— Мы с вами не раз говорили о том, что не так страшен геморрой, как те тяжелые заболевания, которые под него маскируются.

— Да, это именно так. Такие проявления геморроя, как кровотечение, выделение слизи, болевой синдром могут быть вызваны в равной мере как доброкачественными заболеваниями, так и злокачественными, поэтому любой такой симптом должен быть поводом для обследования. Более того, если к нам обратился пациент, и мы, положим, нашли причину его проблемы (например, хроническую анальную трещину), то все равно мы обследуем его полностью, чтобы исключить более серьезные заболевания. Будет выполнена колоноскопия, потому что возможно сочетание, и наличие геморроя или анальной трещины не исключает рака.

Приведу клинический пример из нашей жизни этого года. Один мой знакомый постеснялся к нам обратиться по поводу своего брата. А затем звонит и говорит: вот такая ситуация, у брата вроде бы нашли трещину и назначили введение ботокса для того, чтобы снять болевой синдром. И спрашивает, правильно ли это. Я интересуюсь: а его как-то обследовали? Оказывается, нет. Человеку уже 60 лет. Никогда не делали колоноскопию. Я говорю: все-таки привозите его к нам. И действительно, мы увидели, что есть трещина, но перед тем, как сделать операцию, мы сделали колоноскопию и нашли множественные полипы. В одном из них мы сразу увидели злокачественную трансформацию и соперировали не только по поводу трещины, но и по поводу рака. Потом оказалось, что в одном из удаленных полипов тоже был рак. То есть сразу два рака у человека, а он ни о чем не подозревает. У него превалировал болевой синдром и выделение крови. И, вроде бы, нашли причину боли, можно было бы остановиться. Но оказалось, все непросто. И с анамнезом в семье необходимо разобраться, провести такого рода опросы.

Думаю, каждый человек должен понимать, что существует много рисков возникновения рака толстой кишки, особенно если семейный анамнез отягощен, то есть у кровных родственников был рак. Не обязательно толстой кишки, потому что возможно перекрестное возникновение. Если мы говорим о синдроме Линча, так называемого неполипозного рака, то возможно поражение очень многих органов — это и щитовидная железа, и желудок, и поджелудочная железа, молочная железа, рак матки, ну и, соответственно, рак толстой кишки. У подавляющего большинства этих больных нередко поражается сразу несколько отделов толстой кишки. Но самое-то главное, что, если мы говорим о толстой кишке, то любому раку, даже наследственному и неполипозному, всегда предшествует стадия доброкачественного полипа, и наша задача выявить болезнь именно на этом уровне.

Вот вам еще пример. Привезли к нам молодую женщину 42 лет. Была травма, в результате какие-то изменения в костях не понравились. Наши коллеги сделали обследование и вдруг увидели: с костями все в порядке, а вот в прямой кишке накопление изотопа, демонстрирующего повышенный метаболизм, что характерно для злокачественного процесса. Это послужило мотивацией для выполнения колоноскопии. И буквально в нескольких сантиметрах от заднего прохода нашли небольшую, незначительную опухоль, ограниченную слизистой оболочкой. Более того, когда я производил пальцевое исследование прямой кишки — с трудом нащупал опухоль. Когда мы стали рыться в семейном анамнезе пациентки, оказывается, по женской линии практически у всех женщин, включая маму, бабушку, тетю и так далее, были различные раки.

Мы взяли эти ткани, кровь на наследственный рак, так называемый синдром Линча, потому что очень вероятно, что у пациентки именно эта патология. А ведь у нее есть дети, и это означает, что и для них существует повышенный риск развития таких патологий. То есть мы должны делать последующую диспансеризацию, следить за молочными железами, делать гастроскопию, колоноскопию, чтобы не упустить развития опухолевого процесса.

Конечно, мы удалили эту опухоль. Существует методика трансанальной микрохирургии, когда иссекается стенка прямой кишки вместе с окружающей жировой клетчаткой. Делается всё это через задний проход с помощью специальной аппаратуры, а картинка выводится на экран. Потом эта рана ушивается. Сейчас я уже знаю результат гистологического исследования: пока что другого лечения ей не требуется. А если бы прошло год-два, то мы бы уже ставили вопрос о полном удалении прямой кишки. Понимаете?

— То есть, рекомендации прежние: появились малейшие жалобы — бегом к врачу. Не надо стесняться, не надо применять свечи, анальгетики и так далее.

— Да, это ложный стыд. Этой пациентке я так и сказал: вам повезло несказанно. Не было бы счастья — да несчастье помогло. Эта травма позволила выполнить операцию вовремя, и слава Богу, что оказались такие внимательные врачи, которые увидели процесс на ранней стадии. Понятно, что ей нужно будет в любом случае обязательно наблюдаться. Это залог ее дальнейшей жизни. Этим примером я хотел бы в очередной раз продемонстрировать, насколько много зависит от нас самих. Мы должны быть внимательны к себе. Мы должны знать историю нашей семьи, семейный анамнез. И если он каким-то образом омрачен какими-то патологиями, то мы должны делать соответствующие выводы. Не дожидаться, пока появятся какие-то зловещие симптомы, а идти к врачам заранее. А уж если появились какие-то непонятные жалобы, нужно ракетой лететь к врачу и пытаться разобраться, что, как и почему.

— Насколько вас сейчас устраивает уровень подготовки врачей-колопроктологов в районных поликлиниках, на местах?

— Если мы говорим о специальности колопроктология, то я могу сказать, что такого рода врачей сейчас появилось достаточно много, особенно в крупных городах. И это касается в том числе и государственных учреждений — поликлиник, больниц. Это касается частных, приватных лечебных учреждений. То есть их достаточно много. Это доступно. По сути дела у нас в каждой областной или республиканской больнице  имеются специализированные отделения. Существует развернутая амбулаторная сеть. Еще раз хотел бы подчеркнуть, что у нас есть общественная организация — Ассоциация колопроктологов России. Она сейчас насчитывает 800 членов. Мы проводим огромное количество мероприятий. При этом наш принцип — никаких регистрационных взносов. Мы понимаем, насколько сейчас непросто приехать на дальние расстояния и пытаемся максимально приблизить наши образовательные мероприятия к конкретным врачам.

Мы выпускаем журнал. Надо сказать, его рейтинг растет: в этом году импакт-фактор превысил единицу, а это достаточно хороший показатель. Индекс цитирования статей, которые опубликованы в нашем журнале, высок. И, соответственно, это все доступно у нас на сайте Ассоциации и Центра колопроктологии, в бесплатном режиме. Все номера выложены, начиная с 2002 года. Делаем журнал своими силами, дополнительный штат сотрудников не держим. Поэтому, пожалуйста, присоединяйтесь, кому это важно и интересно. Ассоциация подготовила клинические рекомендации по ведению практически всех заболеваний толстой кишки. Любой врач может войти в электронную федеральную библиотеку и посмотреть, как следует лечить ту или иную патологию. Это такая концентрация знаний в одном документе. Все это было издано в виде отдельной книжки в 2015-м году. Сейчас уже внесли какие-то изменения. Это живой документ. В нынешнем году опубликованы новые данные по лечению язвенного колита и болезни Крона. В следующем номере будет публикация обновленных клинических рекомендаций по лечению дивертикулезной болезни. То есть мы делаем всё, чтобы литературные источники и знания были доступны для пациентов и для врачей в равной мере.

— На этом фоне уровень заболеваемости как доброкачественными, так и злокачественными болезнями у нас в стране увеличивается.

— Да, рак  ободочной и прямой кишки сейчас по частоте занял третье место у нас в стране. У женщин на первых местах стоят злокачественные заболевания кожи и молочной железы. У мужчин речь идет о раке легких и раке предстательной железы. И следом догоняет «наша» локализация. Поэтому мы стараемся делать всё, что возможно, для пропаганды профилактики этих патологий.

— Давайте поговорим о ваших замечательных высокотехнологичных операциях. Чем можете похвастаться?

— Для того чтобы отработать любую технологию, требуется много времени, накопление опыта. То, что уже у нас «выстрелило» и где мы накопили большой опыт, — это прежде всего лапароскопическая хирургия. Сейчас у нас появился очень опытный хирург-гепатолог Алексей Алексеевич Пономаренко. Он пришел к нам после окончания аспирантуры в Российском онкологическом центре имени Н.Н. Блохина; его учитель Юрий Иванович Патютко — известнейший печеночный хирург. Он выдающийся онколог, и мы благодарны Юрию Ивановичу за то, что он воспитал достойного ученика. Сейчас у нас широко пошли одномоментные оперативные вмешательства по поводу первичной опухоли и, положим, метастатических поражений печени, если они есть. В том числе это нередко выполняется лапароскопически, то есть малоинвазивно. Он блестяще владеет всеми видами вмешательств на печень, он загружен, потому что таких больных немало. Мы берем не только синхронные метастазы, но также и те, которые возникли спустя какое-то время после удаления первичной опухоли. Их тоже немало.

Мы гордимся своей лабораторией патофизиологии. Она имеет не только научное, но и большое практическое значение для реабилитации оперированных больных, в том числе по поводу рака. Она оснащена новейшим оборудованием. Все, что сейчас в мире выпускается по этому направлению, мы в этой лаборатории имеем.

У нас очень мощная, хорошо оснащенная лаборатория микробиологии. Это важно для научных исследований, для практической деятельности. Идентификация микроорганизмов осуществляется многими методами, включая ПЦР-диагностику. У нас имеется времяпролетный масс-спектрометр — это один из самых современных анализаторов, который позволяет в сжатые сроки, всего за несколько минут выявить более 6000 микроорганизмов. Раньше мы не имели таких возможностей, а сейчас работаем с анаэробной микрофлорой. Это имеет очень важное значение, так как в настоящее время большую проблему представляет возникновение в послеоперационном периоде антибиотико-ассоциированной диареи, которая вызывается именно такого рода микроорганизмами. И мы сейчас имеем возможность не только ее определить косвенными методами, но и конкретно вырастить, определить чувствительность к антибиотикам, что крайне важно для того, чтобы понять, чем лечить.

Поэтому, когда существует вот такая многоступенчатая, минимум трехуровневая диагностика, например, анаэробной инфекции, мы можем намного точнее и быстрее выяснить, какие лечебные средства тут окажутся эффективными.

Многие наши научные исследования прочно соединены с работой микробиологической  лаборатории, которая включает в себя иммунологическую группу, что особенно важно при изучении таких заболеваний, как язвенный колит и болезнь Крона. Уровень этих заболеваний резко растет во всем мире в целом, в том числе у нас в стране.

— А почему?

— Это не совсем адекватный, чрезмерный ответ на инфекцию, на какие-то микробы, которых полно в кишечнике. По некоторым данным, их там может содержаться до 8000, если мы говорим о толстой кишке. Что-то происходит, видимо, под влиянием факторов, пока неизвестных.

— Какую-то роль могут играть антибиотики, которые сегодня применяются повсеместно?

— Могут. Хотя дело не только в этом, тут множество факторов. И характер питания, и технологии, которые применяются при производстве продуктов, и экологические изменения. Видимо, это приводит к каким-то мутациям генов, когда организм человека с микробиотой начинает взаимодействовать атипично. Этот процесс вообще идет с помощью многочисленных белков-рецепторов, распознающих различные микроорганизмы, вирусы или их фрагменты. Они как раз принимают эту информацию и должны обеспечить адекватное реагирование, «указывая» защитной системе организма, что нужно делать дальше. Если происходит не совсем адекватный ответ,  то в этом случае начинается неконтролируемое выделение клетками киллерами цитокинов, а это тоже белки, которые пытаются растворить «вражеского агента». Но нередко за счет такой чрезмерной реакции происходит растворение собственной слизистой оболочки человека. И если мы говорим о язвенном колите, то поражается только толстая кишка, а при болезни Крона все сложнее. Поражаться могут все отделы пищеварительного тракта, что существенно тяжелее для лечения и для течения болезни. И мы тоже занимаемся этими вопросами, изучаем микробиоту и такие «ответы».

Много иммунологи могут сказать, изучая, положим, трофику нейтрофилов, могут сделать возможным раннее прогнозирование возможных осложнений после операции. У нас есть такое лабораторное оборудование, которое позволяет судить на раннем этапе о возможном развитии каких-то осложнений, а значит, предотвращать их.

— Знаю, у вас появилась еще и генетическая лаборатория.

— Да, и это тоже предмет нашей гордости. В генетической лаборатории, которую возглавляет Алексей Сергеевич Цуканов, мы занимаемся вопросами изучения рака, в частности, его наследственных форм. И поскольку у нас большая концентрация такого рода пациентов, мы пытаемся теперь выяснять корреляцию между семейным анамнезом и возникновением разных форм этой болезни. Раньше как было: просто рак. Теперь мы понимаем: если существует наследственный фактор, то высока вероятность синдрома Линча, а это непростая наследственная болезнь. Такая же ситуация с семейным аденоматозом, при котором в 100% случаев развивается рак толстой кишки. Сейчас мы умеем находить эти  мутации. Более того, наши генетики описали более 40 мутаций, которые ранее не были известны. Это уже чистая наука, которая для нас важна прежде всего возможностью своего клинического применения. Я рад, что у нас появилось такое оборудование, и произошло это, надо сказать, благодаря Минздраву. Без такого рода финансирования ничего невозможно. Оно, к счастью, у нас есть. Нам удалось обновить практически всё оборудование, оснастить лаборатории. Сейчас появились принципиально новые возможности, которые дадут практический и научный эффект. Для нас это крайне важно.

У нас сейчас огромное количество операционных, на сегодняшний день их 9. В этом году мы надеемся, что сдадим новый корпус. Уже идут отделочные работы. Очень красиво и современно. А еще у нас будет образовательный центр в цокольном этаже, так что получится 7 этажей. На первом этаже — большая поликлиника, соответствующая всем санитарным нормам. Второй этаж — для патанатомии. Мы сейчас заменили там все оборудование, позволяющее также производить гистохимические исследования, прекрасная команда патоморфологов под руководством Ольги Александровны Майновской, которая работают на очень высоком. Я просто счастлив от того, что такие люди у нас появились. И, конечно же, они тесно работают с генетиками, потому что надо смотреть мутации в самой опухоли, ведь этим определяется дальнейший прогноз, и мы можем индивидуально составлять планы лечения, спасать даже ранее безнадежных больных.

— Вы подбираете таргентные препараты?

— Да, и это мы делаем. В настоящее время обеспечение этими препаратами происходит за счет территориальных программ. Для москвичей все это доступно, потому что Правительство Москвы тратит очень значительные средства на приобретение таких лекарственных средств. В некоторых регионах с этим могут быть сложности, но, так или иначе, мы можем рекомендовать эффективную терапию и направлять такого рода больных.

— Хотела бы спросить о ваших выдающихся учителях. Я застала в живых академика Геннадия Ивановича Воробьева…

— В 2015 году исполнилось полвека нашему учреждению, которое было создано профессором А.Н. Рыжих, имя которого сейчас носит институт. Это решение мы приняли как раз к юбилею. Конечно, это хлопотно, надо собрать много документов, но мы посчитали, что ему было в тысячу раз тяжелее, когда он стал заниматься проктологией и открыл первые койки в Москве в 1946 году. Он был одним из первопроходцев наряду с профессором А.М. Аминевым. Мне представляется, что заслуги Александра Наумовича Рыжих переоценить нельзя. Но при этом тоже важно помнить, что у него, в свою очередь, был мощный учитель — Александр Васильевич Вишневский. Ведь Рыжих закончил медицинский факультет Казанского университета,  куда поступил в 1917 году.

А.Н. Рыжих

Я его лично не знал, но понимаю степень его заслуг в существовании нашего Центра. К тому же в прошлом году было 25 лет Ассоциации колопроктологов. К этим датам мы написали книжку «Очерки истории колопроктологии», попросив каждый из регионов подготовить материалы  об их истории развития колопроктологии. 

И там мы написали биографии Александра Наумовича Рыжих, а также Владимира Дмитриевича Федорова и Геннадия Ивановича Воробьева. Ведь Александр Наумович ушел из жизни в 1969 году. К тому времени уже заканчивалось строительство корпуса, в котором мы и сейчас живем, но он в нем так и не смог побывать, не успел. Он умирал в соседней 67-й больнице, на базе которой существовало наше учреждение.

— От чего он умер, если не секрет?

— Александр Наумович умер от рака предстательной железы. А я пришел уже к Федорову, который стал директором в 1973 году. Ему было 37 лет. Он был очень способный человек, эрудированный, к этому времени, между прочим, был научным редактором и членом редколлегии журнала «Хирургия», редактором которого в тот момент был Борис Васильевич Петровский, на тот момент министр здравоохранения СССР и один из родоначальников сердечно-сосудистой хирургии. Вот такие традиции у нас были.

— Вы пришли в институт колопроктологом или хирургом?

— В студенческие годы я ходил в кружок по хирургии. Как многие молодые люди, мечтал стать хирургом. Кафедру факультетской хирургии в Первом медицинском тогда возглавлял Михаил Ильич Кузин, в тот момент он был также ректором. Олег Сергеевич Шкроб был вторым профессором на кафедре. Он возился с членами студенческого кружка как с родными детьми. Был очень доброжелательным, исключительно эрудированным человеком. И так получилось, что каждому из членов кружка давались какие-то темы для подготовки сообщения. Когда я пришел к Олег Сергеевичу, он говорит: ты знаешь, сейчас появилось новое направление, которым занимается профессор Рыжих. Я тогда впервые услышал эту фамилию. Сейчас, говорит, такое есть интересное новообразование — ворсинчатая опухоль.  Непонятно, как её лечить. Вот, говорит, займитесь этим вопросом.

— Отторжения не было? Все же кишечник — неприятно, неэстетично…

— Нет. Когда я погрузился в этот вопрос — уразумел, что, действительно, все неоднозначно, и  до сих пор это актуальная тема. В результате сделал это сообщение. А после окончания института было предложение поступить в ординатуру как раз по проктологии. Поскольку я уже был подготовлен, то с радостью согласился. Мне встретилось очень много интересных людей. Борис Михайлович Газетов тогда был совсем молодым человеком, доцентом на кафедре. Возглавлял курс Николай Александрович Яковлев. Тоже очень доброжелательный человек. Он написал в те времена первый атлас проктологических заболеваний. Мне легко было с ними учиться и очень интересно. Газетову, кстати, я обязан знанием английского.

— Это как же?

— Я увидел, как он блестяще оперирует, стал у него учиться, общаться, и он как-то говорит: «Ты, конечно же, читаешь на английском?» — я честно сказал, что нет, не читаю и не говорю. «Зачем тогда ты сюда пришел?» — изумился Газетов. Я огорчился. Тогда он сказал: «Ну хорошо, пристрою тебя на курсы английского языка». И я действительно пошел на эти курсы. Потом несколько раз повторял эти «заходы», пока не начал более или менее свободно этот язык понимать. Сейчас я могу на нем читать специальную литературу, лекции, могу разговаривать. Понятно, что я чувствую свой акцент, делаю ошибки, слышу их. То есть, конечно, напряжение испытываю. Немного завидую своим молодым коллегам, которые у меня работают. Многие из них говорят бегло на английском, и я горжусь ими.

Потом Борис Михайлович, у которого были знакомства в центральной медицинской библиотеке, познакомил с сотрудниками, и я получил возможность регулярно изучать англоязычные журналы по хирургии и колопроктологии. Тогда это было огромной проблемой. Таким образом, мне везло на учителей. Я им всем безмерно благодарен.

После того, как Федоров перешел работать в Институт Вишневского, директором пришел  Геннадий Иванович Воробьев. Это случилось в 1988 году. Он мне предложил заведовать отделением, потом доверил должность заместителя директора. Правда, я нахально попросил оставить за мной  отделение.

— Хотелось оперировать?

— Да, мне это всегда было интереснее, чем только заместительство. Он согласился очень легко, но  с условием, что если не будешь справляться, то тогда давай договоримся, но без дискуссий, что отделение отдашь.

— Справились?

— Я там просто жил. Мне всегда нравилось работать, поэтому нет никаких проблем, если это на самом деле интересно. Мне так представляется. После того, как в 2010 году ушли из жизни сразу два мэтра — Владимир Дмитриевич Федоров и Геннадий Иванович Воробьев, директором назначили меня.

— Для вас уход сразу двух учителей был тяжелым испытанием?

— Очень тяжелым. Владимир Дмитриевич умер внезапно от сердечно-сосудистой недостаточности, прилетев со съезда гепатологов, который проходил в Уфе. Там он был бодр и здоров. Но, приземлившись после этого съезда в аэропорту, вышел с самолета, упал и умер. Я разговаривал потом с профессором, который его провожал на самолет. Так он не мог в это поверить. Мне тоже было тяжело в это поверить, если честно.

— Насколько для вас важно учительство?

— Вообще учительство важно в любой профессии, но в нашей особенно, потому что это многолетний процесс обучения. У нас в институте неформальные отношения, особая атмосфера. Никогда, например, такого не было, чтобы записываться на прием к директору. Тебе нужно — ты можешь позвонить или прийти. И сейчас так. Любой дежурный врач может звонить круглосуточно. Мой телефон известен, и так было всегда. И при Владимире Дмитриевиче, и при Геннадии Ивановиче. Скажем, звоню: так и так, у меня больной, хочу посоветоваться, и нередко директор запросто отвечает: «Ну, сейчас приду». Федоров жил на даче в Серебряном Бору и довольно часто ночью пешком приходил, помогал, никогда не отказывал. Даже когда Геннадий Иванович заболел, то, когда мне было что-то непонятно, звонил Владимиру Дмитриевичу, и тот все бросал, приезжал, хотя работал уже в другом месте.

— А ведь Геннадия Ивановича вы пытались спасти…

— Да, пытались. Он очень тяжело уходил, невероятно страдал, мужественно боролся до последних минут, но спасти его было невозможно.

— У меня осталось светлое о нем впечатление.

— Он был исключительно эрудированным, отзывчивым человеком. Воспитанник кафедры Валентина Сергеевича Маята, а это мощная школа. Геннадий Иванович закончил аспирантуру, но сначала отработал на целине. Тогда это было положено для того, чтобы поступить в аспирантуру — после ординатуры поехать на целину. Он потом со смехом рассказывал, что частота выполнения аппендэктомии среди населения поселка, в котором он работал, была самой высокой в Советском Союзе. Он, похоже, прооперировал все взрослое население.

Геннадий Иванович Воробьёв

— Мы с вами говорили о журналах, которые вы выпускаете, о сборниках. Какую роль играют в вашей жизни книги?

— Должен сказать, что, хоть сейчас появился интернет, но я все равно получаю удовольствие, когда держу в руках журнал или книгу. Я наслаждаюсь. Мне нравится этот запах, мне нравится, когда это сделано на хорошей бумаге. Например, свой журнал мы сознательно издаем не на самой дешевой, но качественной бумаге. Очень заботимся, чтобы картинки были хорошие. Мы выпускаем в цвете. Конечно, интернет никуда не денется, и мы тоже не зря выкладываем это всё в свободном доступе. Но всё равно журнал — он и есть журнал. И книжки — то же самое. Все-таки продолжаем издавать монографии. Это возможность полистать, достать с полки, волей-неволей куда-то заглянуть лишний раз.

Сейчас мы наконец-то закончили работу над цветным атласом по воспалительным заболеваниям кишечника. Заканчиваем атлас по раку толстой кишки. Уже есть  оригинальные рисунки. Мы специально наняли художника, нашего коллегу. Всё это кропотливый, важный труд, которому я тоже придаю большое значение.

— У вас много молодежи. Выходит, стала престижной специальность колопроктология?

— Да, и это отрадно. К нам сейчас охотно приходят молодые люди. На сегодняшний день на базе нашего Центра при 67-й больнице человек учится в клинической ординатуре и аспирантуре. Хотя клиника у нас небольшая. Притом последний набор был очень хорош, половина из них с красными дипломами. Так что престиж, действительно, растет. И, видимо, сыграло роль еще и то, что у нас появились лаборатории, современные операционные, оборудование самых последних поколений, возрос поток больных.

Если брать, положим, как точку отсчета 2009 год, то у нас проходило около 4000 больных. В прошлом году прошло, если смотреть по номеру истории болезни, 8715.  То есть более чем в два раза. Значит, растет и востребованность. Соответственно, появилось большое количество учащейся молодежи, они в этом соучаствуют, ассистируют на операциях. Тот, кто уже в аспирантуре, начинает оперировать под присмотром опытных коллег. Думаю, это тоже важная для них мотивация.

— Наверное, важна и достойная оплата труда?

— Я стараюсь об этом никогда не забывать. Но, знаете, деньги не должны быть смыслом жизни. Деньги — это средство жить достойно, содержать семью, рожать детей, иметь возможность развиваться духовно и профессионально. Но не смысл.

Вот был у нас недавно тяжелый больной, и я попросил одного молодого аспиранта: «Слушай, Жень, можешь пожить здесь немного? Нужно смотреть за ним круглосуточно». И что же — без всяких условий и доплат он неделю неотрывно «вытаскивал» этого пациента и добился успеха. Вот это беззаветное служение своему делу меня больше всего радует. Я вообще могу говорить о колопроктологии круглосуточно. От этой темы никогда не устаю. А когда вижу, с каким рвением идут на работу молодые люди, понимаю: жизнь прекрасна, замечательна и увлекательна.

Беседу вела Наталия Лескова