Сайганов Сергей Анатольевич — доктор медицинских наук, профессор, и.о. ректора СЗГМУ им. И.И. Мечникова, преподаёт в этих стенах много лет, был проректором по науке и, похоже, искренне любит свой вуз, который входит в число лидирующих в регионе. Есть у этого университета и свои уникальные разработки, и техника, которой могла бы гордиться любая клиника мира. Скажем, здесь функционирует Центр дифференциальной диагностики лимфаденопатий (руководитель — профессор Юрий Криволапов), где применяются все существующие на сегодня методы молекулярно-морфологической диагностики опухолевых тканей. Таких центров в нашей стране больше нет. А еще здесь имеется единственный в России анатомический театр, которому более ста лет. Хотели переделать его в учебную аудиторию — да рука дрогнула. Оставили для истории.

В кабинете, где мы разговариваем с ректором, стоит подарок одного из гостей — профессиональный телескоп, который в этих стенах смотрится неожиданно. На мой вопрос, удается ли посмотреть на звезды долгими зимними вечерами, Сергей Анатольевич отвечает философски: «Смотреть, пожалуй, некогда. Скорее телескоп напоминает нам о выражении Иммануила Канта о звездном небе надо мной и нравственном законе во мне, что для врача невероятно важно. А для руководителя — тем более».

— Сергей Анатольевич, как появился ваш университет?

— Он появился в результате объединения двух структур — Академии последипломного образования и медицинской академии имени Мечникова. И то, и другое учреждение имеет достаточно длительную историю. Интересно, что медицинская академия выросла из психоневрологического института, который в своё время организовал Бехтерев. Впоследствии он был преобразован в Институт медицинских знаний, а далее мы его знали как Второй ленинградский медицинский институт. В дальнейшем, когда развилось медико-профилактическое направление, он уже стал известен как санитарно-гигиенический институт. После Великой Отечественной войны, как известно, было много эпидемий, тяжелых бытовых условий, это требовало специалистов несколько иного профиля, нежели просто врачебного. Потом был образован и лечебный факультет. Ректорат, где мы с вами беседуем, как раз находится сейчас на территории бывшей Медицинской Академии последипломного образования — МАПО, организованной в далеком 1885 году. Инициатором создания была великая княгиня Елена Павловна. Так что 125-летняя история Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования ведет свое начало от основания первого в России учреждения для усовершенствования врачей — Клинического института Великой княгини Елены Павловны, в 1896 г. получившего титул Императорского.

Идея его создания принадлежит известным профессорам медицины ХIХ столетия — Н.И. Пирогову, Н.Ф. Здекауеру, профессору Медико-хирургической академии и первому директору Института Э.Э. Эйхвальду. Принцесса Вюртембергская Фредерика-Шарлотта-Мария, после принятия православия Елена Павловна, стала женой младшего сына императора Павла I, Великого князя Михаила Павловича в 1823 г. Одна из самых образованных и просвещенных женщин России своего времени — император Николай I называл ее «ученый нашего семейства», — она всю жизнь покровительствовала многим известным деятелям русской науки и культуры. Елена Павловна отличалась либеральными взглядами, активно содействовала осуществлению крестьянской реформы в России и первая освободила собственных крепостных.

Широкое признание получила ее деятельность на поприще благотворительности и медицинского образования. В 1828 г. после смерти императрицы Марии Федоровны находившиеся под ее покровительством Повивальный и Мариинский институты перешли в ведение Великой княгини Елены Павловны. Клинический Повивальный институт, основанный в 1811 г., стал одним из первых лечебных учреждений, где осуществлялось усовершенствование врачей. Елена Павловна расширила научную и преподавательскую деятельность в институте. В 1872 г. Э.Э. Эйхвальд писал директору Повивального института В.Н. Этлингеру: «Ее Высочество полагает открыть Повивальный Институт для всякого врача, желающего приобрести специальное образование по акушерству и гинекологии». Ранее во время русско-турецкой войны по инициативе Великой княгини была основана первая в мире Крестовоздвиженская община сестер милосердия для ухода за ранеными на театре военных действий.

Горячо поддержав идею ученых-медиков о необходимости создания специального института усовершенствования врачей, в 1871 г. Елена Павловна получила в распоряжение участок земли на Преображенском плаце, где впоследствии был построен Клинический институт. На его строительство она пожертвовала капитал в 75 тысяч рублей. Поддержка многочисленных — известных и неизвестных — благотворителей, жертвовавших на нужды строительства, на приобретение необходимого оборудования и содержание бесплатных кроватей, и в дальнейшем имела немаловажное значение для удовлетворения разнообразных нужд Института и для его развития в целом.

Институт стал «вольной медицинской школой, не дающей никаких прав, но свято верующей в любовь русских врачей к науке и в сознательное их отношение к священным задачам врачевания». Это был первый в мире институт усовершенствования врачей, который уже после революции приобрел государственный статус и перерос в медицинскую академию последипломного образования.

— Объединение двух довольно разных структур — это хорошо или плохо?

— То, что объединились две академии — одна, где велась подготовка студентов, другая — врачей, — это хорошо. Тем самым они усилили друг друга, и вот уже шесть лет с момента объединения эта консолидация дает хорошие результаты, потому что и студенчеству стали преподавать те ученые, которые раньше преподавали врачам, и врачи получили более широкий доступ к клиническим базам. Здесь идет реформирование медицинского и последипломного образования, и все это помогло университету определить оптимальные пути развития в сложившейся ситуации. Сейчас очень много говорят о качестве медицинского образования, о качестве подготовки российских врачей. Между тем, конечно, идет сдвиг в сторону практикоориентированности. В университете есть мощнейшие клинические базы. На сегодня у нас 860 собственных коек, плюс кафедры расположены во всех крупнейших стационарах города Санкт-Петербурга, что обеспечивает практическую подготовку обучающихся.

— Среди внедряемых вами технологий есть что-то уникальное?

— У нас есть уникальные технологии в плане медицинской микологии. Не секрет, что у нас на Северо-Западе России 80% населения заражены патогенными грибками. На базе нашего университета работает ведущий в стране Институт медицинской микологии, обладающий уникальной коллекцией грибов. У нас в университете также действует уникальная лаборатория морфологии, которой заведует профессор Криволапов. Наши учебные и клинические площадки довольно широко разбросаны по городу. У нас есть своя достаточно успешная клиника, оказывающая помощь жителям Петербурга и всей страны, в том числе и по высоким технологиям. У нас представлены практически все профили, за исключением инфекционных болезней и педиатрии.

— Чем ваш медицинский вуз отличается от остальных?

— Сейчас идет большая конкуренция на рынке образовательных медицинских услуг. В условиях перехода на непрерывное медицинское образование каждое медицинское высшее учебное заведение хочет быть привлекательным. Сейчас каждый врач сам выстраивает себе образовательную траекторию, и большинство вузов нацелены как раз на то, чтобы быть привлекательным для врачей. И по смысловой нагрузке, и по формам обучения, и по тому материалу, который мы даем. Поэтому мы много думаем о том, как стать наиболее удобными для врачей. То есть мы должны быть — для них, а не они — для нас. Это главный постулат, который сейчас существует.

Что касается медицинской деятельности, то мы тесно связаны с городом, и многие наши ученые являются главными специалистами комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга, по всему Северо-Западному региону. Мы активно работаем в ОМС. Координируем нашу работу и предоставляем городу наши уникальные технологии. Работаем также на всю Россию, потому что мы федеральное учреждение и востребованы не только в образовании России, но и в медицинской помощи.

— То есть к вам фактически едут со всей России?

— Конечно. У нас исторически сильны сердечно-сосудистая хирургия, ортопедия и травматология, офтальмология, в которой мы очень привлекательны для пациентов. Это, в основном, то, что идет в рамках высоких технологий. Обычная специализированная помощь, не связанная с медицинскими технологиями, широко представлена в регионах, и они стараются этих больных лечить у себя. Но какие-то сложные случаи по любому профилю, будь то кардиология или эндокринология, направляются к нам. У нас есть специализированный центр патологии надпочечников, мы одни из лучших по эндокринологии и гастроэнтерологии. У нас очень мощная ревматология. Лидер этого направления — академик РАН Вадим Иванович Мазуров. Он интенсивно развивает это направление не только в университете и в городе, но и в России в целом. У нас очень хорошие специалисты по офтальмологии. Причем мы сотрудничаем во многих областях с ведущими университетами. У нас есть совместные программы с ведущими клиниками Петербурга, потому что сейчас таков мир, что в одиночку бывает трудно не только выжить, но и решить какую-то проблему. Важно междисциплинарное взаимодействие.

— Есть ли у вас индустриальное партнерство?

— Да. Мы идем по пути развития инновационных предприятий, куда университет входит своими научными разработками, а индустриальные партнеры обеспечивают и производственную базу, и финансирование. У нас есть уже три малых инновационных предприятия, и мы будем развивать их дальше. Дело в том, что сейчас фундаментальная наука финансируется мало. Нужны монетизации научных разработок, которые бы позволили зарабатывать на научную деятельность.

— То есть какие-то прикладные выходы?

— Да. Конечно, на фундаментальные исследования имеются гранты. Но и этого мало. Мы должны доказывать свою полезность, свою востребованность на рынке не только образовательных медицинских услуг, но и на рынке научных разработок, в том числе монетизации этих научных разработок. Эта задача стоит сейчас фактически перед всеми ВУЗами и научными организациями.

— Как вам удается ее решать?

— Как я уже сказал, у нас есть инновационные предприятия. Это институт стоматологии, куда инвесторы вложились патентами, и сейчас на основе наших разработок ведущие стоматологи вместе оказывают медицинскую помощь населению и одновременно ведут дальнейшую разработку новых технических средств, медицинских методик. У нас есть информационно-аналитическое инновационное предприятие, которое разрабатывает специфическое программное обеспечение для коммуницирования в системе здравоохранения. И третье направление: наш медико-профилактический факультет несколько своих идей воплотил в патенты, которые позволят осуществлять уборку помещений на новом уровне.

— Уборку помещений? Это неожиданно.

— Да, многих это поначалу удивляет. Но мы преуспели в клининге, и это оказалось очень востребовано. У нас есть малое инновационное предприятие, которое вышло на рынок клининга в Петербурге и сейчас масштабируется.

— А что за новый уровень уборки помещений?

— На самом деле уборка помещений, в особенности специфических медицинских, — это не просто тряпкой пол помыть. Это, во-первых, специальные средства дезинфекции. Это специальные растворы, которые, с одной стороны, были бы эффективны, с другой стороны, это методики, которые были бы безопасны для людей. Потому что зачастую это токсические воздействия, и тут проблема решается комплексно. Это логистика обработки специальных материалов, инвентаря и всего прочего. Это уборка целого механизированного комплекса. Более того, это должно быть еще и рентабельно. Словом, это оказалось серьезной наукой, которая у нас отсутствует. Как вы думаете, сколько в Финляндии учат уборщика медицинских помещений?

— Ну, месяца два.

— Почти два года! Понимаете, это человек, который просто убирает коридоры и палаты. И этому учат два года. И это ведь придумано не просто так. Это, с одной стороны, должно приносить реальную выгоду, безопасность и эффективность. Так вот, и наша медицинская компания по клинингу не только выступает на рынке клининговых услуг, но еще и проводит образовательные курсы по этому направлению.

— Все эти формы развития инвестиций позволяют вам улучшить условия существования преподавателей и студентов?

— Да, безусловно. Об этом сейчас думают все, потому что существует майский Указ президента, и наш университет выполняет это поручение. У нас заработная плата профессорско-преподавательского состава в 2 раза выше, чем средняя по региону.

— Это сколько?

— Это примерно 90–95 тысяч рублей в месяц. Вполне достойная заработная плата. То же самое касается врачей и научных работников, которые трудятся в наших клиниках. К тому же у нас есть некоторое дополнительное преимущество в плане обеспечения высококвалифицированных специалистов. Мы сейчас активно работаем над этим, внедряя в тираж здравоохранения новые передовые методики. Протоколы клинической апробации, которые пишутся нашими врачами совместно с нашими учеными, после завершения будут тиражироваться по всей стране. Соответственно, участие в этих протоколах тоже дает дополнительную возможность заработка. Зачастую эти протоколы разрабатываются прямо здесь, в университете. Не говоря уже о международных формах сотрудничества. Это и грантовая политика, и клинические исследования, и всё это позволяет поддерживать заработную плату сотрудников университета на вполне достойном, конкурентоспособном уровне. Причем не только заработную плату клинических кафедр. Ведь есть еще теоретические кафедры — физика, анатомия, физиология, — где нет клинической работы и, соответственно, возможности дополнительного дохода от клинической деятельности. Вместе с тем, эти сотрудники также находят свои ниши, свою возможность заработка в образовательном, научном направлении, и мы стараемся их поддерживать. Что тоже, несомненно, сделает более привлекательной и престижной профессию преподавателя теоретических дисциплин.

— Сергей Анатольевич, у вас самого остается время заниматься клинической деятельностью, наукой?

— Стараюсь. Я все-таки еще и заведую кафедрой госпитальной терапии и кардиологии. Я кардиолог, терапевт. У нас есть сейчас достаточно интересное направление науки — это выявление дополнительных рисков здоровья населения, выявление категорий наших граждан, которые нуждаются в пристальном наблюдении и в коррекции этих рисков. Это не секрет, что сердечнососудистые заболевания, к сожалению, — это одна из основных причин смертности. Точнее, не одна из основных, а основная.

— Что это за риски? Избыточный вес, курение, — это имеется в виду?

— Да. Но это общеизвестные факторы. И, к сожалению, они не всегда коррелируют с возникновением заболеваний. Даже среди них есть лица, которые спокойно живут до глубокой старости и не болеют.

— Черчилль, например.

— Да. И есть такие, у кого при правильном образе жизни, отказе от курения и алкоголя развиваются фатальные сердечнососудистые катастрофы. И дополнительные факторы, которые могли бы быть полезны в выделении вот этих лиц группы повышенного риска, — чрезвычайно важны. Сейчас у нас на кафедре есть целое направление. Мы даже создали такой центр профилактики и лечения таких заболеваний. Этот центр не только практический, он научный. У нас и работы научные выходят, уже три кандидатских диссертации защищены. Мои ученики активно работают над этой проблемой. Мы стараемся быть полезными не только теоретической науке, но и внедрять наши разработки в практическую деятельность.

— И всё же — что это за малоизвестные факторы риска? Низкая устойчивость к стрессам?

— Нет, стрессы — это тоже вещь достаточно известная. Речь идет о ранних маркерах, которым раньше внимания не уделяли. Так называемый субклинический атеросклероз, например. То есть когда существует высокая вероятность развития в организме человека этих изменений, и это пока не приводит к заболеванию, но есть очень высокая вероятность его развития в последующем.

— А профилактировать это возможно?

— Да. Возможно. Конечно, есть специальные программы, и мы сейчас их как раз разрабатываем. Они заключают в себе комплекс мероприятий, приводящих к коррекции этих факторов риска, включая медикаментозное лечение.

Мы все очень много говорим о высоких технологиях, с помощью которых научились лечить самые сложные заболевания сердца и сосудов. Но дело в том, что высокотехнологическая медицинская помощь в кардиохирургии далеко не всегда снижает смертность от этих заболеваний. Мы можем говорить лишь о минимальном уменьшении летальности. Медикаментозная терапия дают чуть больший результат — до 14% снижения уровня смертности. А вот модификация образа жизни, коррекция модифицированных факторов риска — это минус 40%. То есть, разница ощутимая.

— Вы говорите о том, чтобы не допустить развития этих заболеваний?

— И об этом, и о том случае, если болезни уже развились. Ну, допустим, артериальная гипертензия. Или пациент с уже состоявшейся ишемической болезнью сердца. Если они себя не перестроят, не станут соблюдать диету, не начнут выполнять двигательную активность, не бросят курить, не похудеют, то наши таблетки будут значительно менее эффективны. Ведь лечит пациента не врач, лечит человека сам человек. А мы только помогаем. И при этом очень важно контакт найти между пациентом и врачом, чтобы тот понял: лечение его заболевания (это не только в кардиологии, это касается всех заболеваний) — это его задача. И задача состоит не только в том, чтобы принимать таблетки, а поменять себя, свой образ жизни. И, как мне кажется, это должно быть одно из самых важных направлений в нашем здравоохранении. Именно профилактическое, когда заболевания еще нет, но оно может возникнуть. Именно это приведет к снижению смертности, в том числе от сердечно-сосудистых заболеваний. Несомненно, очень важны передовые высокие технологии. И, слава Богу, в нашем здравоохранении высокотехнологическая медицинская помощь близится к практически необходимому и достаточному пределу. Есть очень много хороших центров. И у нас в том числе. Это позволило существенно снизить смертность при инфаркте миокарда. Но необходимо воздействовать не на последствия, а на первопричины болезни. Только тогда мы добьемся высокого результата.

— Мне довелось брать интервью у наших ведущих кардиохирургов. Чудеса рассказывают.

— Понимаю. Но ведь главное — сделать так, чтобы в этих чудесных операциях потребность была меньше. В том числе в интервенциях при инфаркте миокарда. Хорошо, что в стране и в городе много сосудистых центров, которые позволяют достаточно быстро решить эту проблему, восстановить нарушенный кровоток. Развивается помощь при инсультах, инфарктах, и это уже вошло в ОМС, тиражировано в обычные городские больницы. Задача медицинских университетов — заниматься этими методиками.

Между тем, выход некоторых методик в широкое здравоохранение не очень обоснован, потому что потребность в них не массовая, и если мы будем ими разбрасываться, то в итоге врач не сможет квалифицированно оказывать помощь. Поэтому важно соблюдать баланс.

Одного из великих ученых-кардиологов спросили: что нужно, чтобы был прорыв в кардиологии? Как уменьшить смертность от заболеваний сердца? Какую новую методику придумать? Он сказал — никакой новой методики не надо, надо научить существующей всех остальных.

Это очень верно. Наша задача в непрерывном медицинском образовании — сделать так, чтобы подтянуть всех врачей к более высокому уровню, научить их соблюдать стандарты и рекомендации, и в итоге смертность снизится. В масштабах страны именно от звена работающих, практикующих врачей на местах фактически зависит и наше здоровье.

Да, пересадка сердца крайне важна. Она позволяет спасти жизни тяжело больных людей. Но она не решает глобальную проблему снижения смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. Всё замыкается на первичное звено, на врачей на местах, которые занимались бы профилактикой и ранней диагностикой.

— И, опять же, проблема донорства стоит очень остро.

— И это далеко не единственная проблема трансплантации органов. Поэтому задача наша, университетов, научных федеральных центров — не только развивать высокие технологии и оказывать высокоспециализированную помощь, но и научить врачей правильно лечить больных. Здесь уместно опять вспомнить великую княгиню Елену Павловну, которой предложили идею создания первого в России института усовершенствования врачей, чтобы научить их правильно лечить больных. Эта идея не менее важна и сегодня.

— Ваш университет носит имя нашего знаменитого Нобелевского лауреата академика Мечникова. Он имеет какое-то отношение к вузу?

— Это выдающийся ученый, жизнь и работа которого связана, в том числе, с нашим городом. Мечников работал во многих местах, в Петербурге в том числе. Нобелевскую премию, правда, он получил, уже работая во Франции, но мы всё равно считаем его своим соотечественником и гордимся тем, что наш институт носит имя этого великого ученого.

— Сергей Анатольевич, как вы думаете, важно ли врачу донести до пациента смысл предстоящего лечения или это не обязательно?

— Это чрезвычайно важно. Умение поговорить с пациентом, объяснить ему смысл всех предстоящих манипуляций и этапов лечения — это залог его успеха. Без этого не может быть доверия к врачу. Мало того, мы собираемся проводить с нашими клиническими ординаторами специальные курсы по коммуникации врача и пациента. У нас это направление, к сожалению, развито недостаточно.

— Это точно. Нередко врач, когда пациент задаёт ему какие-то вопросы, отвечает: «Зачем это вам? Вы же не врач».

— Пациент должен понимать, почему ему назначено именно такое лечение. Он должен сознавать это и активно участвовать в процессе. Только тогда мы можем рассчитывать на позитивный результат. Поэтому мы считаем важным организовывать целый образовательный модуль вот в этом направлении. Умение правильно лечить больного — это не только набор каких-то манипуляций, но и навык общения с ним.

Беседу вела Наталия Лескова

Фото Андрея Афанасьева