– Исмаил Магомедович, вы получили ответственное назначение – главный педиатр Департамента здравоохранения города Москвы. Расскажите, пожалуйста, какими вам видятся основные проблемы в этой сфере.

– Как главный педиатр занимаюсь координацией, мониторированием, анализом и определением перспектив в сфере детского здравоохранения Москвы. Амбулаторный, стационарный, санаторно-курортный этап – то есть, все этапы оказания медицинской помощи детям.

– Какие из них требуют незамедлительного решения?

– Наиболее важной и приоритетной задачей является неонатология. Она у нас на уровне европейских стандартов. Нужно учитывать, что Московский регион принимает детей со всей страны, а также из ближнего и дальнего зарубежья. Конечно, здесь концентрируется самая тяжелая и сложная патология. Москва – это для многих последняя инстанция, «спасательный круг». В департаменте здравоохранения действует один из приоритетных проектов – «Москва – столица здоровья». И говоря о тех задачах, которые стоят в педиатрии – прежде всего, мы должны отметить в этом направлении приоритетную задачу по выхаживанию недоношенных. Это дети, родившиеся с низкой и экстремально низкой массой тела. Мы перешли на заре программы модернизация 6-7 лет назад на европейские критерии живорождения и стали считать живым ребенка, родившегося с весом от 500 грамм. Для этого был создан очень серьезный базовый материально-технический фон, проделана большая профессиональная работа.

– А что вы можете сказать об их состоянии?

– Конечно, идеальным их состояние здоровья не назовешь. Но они уже полноценные будущие граждане нашего общества, и качество жизни у них хорошее, хотя они нуждаются в дальнейшем диспансерном наблюдении и мониторировании.

– Но они отличаются по состоянию здоровья от остальных детей?

– Они все разные. Конечно, есть и такие, кто родился с различными пороками, порой даже несовместимыми с жизнью. Многих таких детей мы раньше не могли спасать. У нас не было для этого возможностей, достаточных профессиональных навыков. На фоне программы модернизации мы сделали сильный рывок в педиатрии и в неонатологии в особенности, и конечно это дало свои результаты. Должен сказать, что эти показатели находятся на строгом контроле со стороны не только Департамента здравоохранения, но и правительства Москвы. Без преувеличения скажу – ничего не жалеют для этих детей. И самая главная задача теперь – наш уровень, чтобы мы подтянули его под имеющиеся материально-технические возможности и оправдали доверие наших пациентов.

– А как вы будете этот уровень подтягивать?

– Мы не стоим на месте, совершенствуемся, часто ездим за рубеж. И, надо сказать, всё чаще, оказываясь за границей, испытываем удовлетворение нашим уровнем неонатологии. Мы видим, что по многим позициям мы даже впереди – по подходам, по системе, по оснащению, и нисколько не уступаем в профессиональном плане.

Если у ребенка есть риск – например, наследственный, – мы это знаем, оцениваем, понимаем, что он будет входить в так называемую вторую группу здоровья. Но разовьется у него это заболевание или нет – зависит от того, будут ли провоцирующие факторы. Допустим, у него наследственная предрасположенность к диабету. Многое зависит от будущего образа жизни, питания, адаптации в жизни. Или, скажем, неблагоприятная наследственность по заболеваниям почек, желудочно-кишечного тракта, аллергии – здесь на уровне поликлиник, амбулаторных центров существуют Школы здоровья, в которых родителей учат, как надо кормить, воспитывать, какие давать физические нагрузки и так далее. А для детей с рисками к тем или иным заболеваниям идёт целенаправленная профилактическая работа. И, безусловно, это тоже дает свои результаты. Мы видим гораздо меньше случаев прогрессирования заболеваний, меньше тяжелых, запущенных случаев, а недиагностированных случаев вообще нет. Это невозможно в Москве, чтобы какое-то серьезное заболевание было не диагностировано.

– А если родители не показывали ребёнка врачам?

– Да, такое может быть. К сожалению, есть ещё случаи, когда заболевание не выявлено или выявлено поздно, если родители не обращали внимания, не появлялись у врачей или проживали в другом регионе. Если ребенок проживает в Москве, если он прикреплен к поликлинике, если родители при первых же сигналах на нездоровье, неблагополучие ребенка обращаются в медицинское учреждение, то этого быть не может, потому что есть трехуровневая система оказания медицинской помощи, и на каждом из этих уровней существует преемственность. Третий уровень – эта стационар. Стационар потом передает сведения в поликлинику, и там контролируют те рекомендации, которые были даны маленькому пациенту.

– Есть ли что-то такое, что вы как главный педиатр хотите изменить?

– Я бы изменил мнение многих родителей, которые препятствуют достижению наших результатов, чтобы дети не болели, или если даже болеют, чтобы заболевание не было в последующем чревато какими-то тяжелыми, иногда даже инвалидизирующими осложнениями.

– То есть, вы хотите сделать всех родителей своими союзниками?

– Это моя мечта. Но существуют кампании против прививок. Многие родители почему-то больше доверяют этим сомнительным сообществам, друзьям, интернету, соцсетям, нежели врачам, которые говорят, что прививки нужно делать обязательно.

– Часто ли как детскому врачу вам приходится сталкиваться с последствиями отказа от вакцинации?

– Конечно. К сожалению, процент привитых детей меньше, чем в прошлые годы. При том, что врачи, Роспотребнадзор делают всё для того, чтобы дети были привиты от опасных для жизни и здоровья болезней. Мы сталкиваемся с тяжелыми пневмониями, энцефалитами, поражениями головного мозга в результате кори, ветрянки, особенно во взрослом возрасте. К нам поступают дети с ОРВи и гриппом в период повышенной заболеваемости. Ни один непривитой от гриппа ребенок не поступил с диагнозом «грипп». Те, которые поступают – все без прививок. Родители не делают их ни детям, ни себе, чего-то боятся. А потом хватаются за голову, но уже поздно. Сейчас вся Европа кишит корью, десятки тысяч пострадавших. А мы держимся, потому что жестко проводим эту работу совместно с Роспотребнадзором.

– Может быть, вы хотите что-то изменить в работе больниц, других детских учреждений здравоохранения?

– Мы хотим, и мы меняем. У нас есть все инструменты для этого. У нас есть финансовая устойчивость, доктора, которые впитывают в себя все новые технологии, с удовольствием обучаются, хотят внедрить всё лучшее, что есть в мире. Сейчас себе можем позволить внедрить все передовые технологии. Улучшаем материально-техническую базу. Сейчас Департаментом здравоохранения расписаны потребности в новом оборудовании каждой поликлиники, каждой больницы на пять лет вперёд, вплоть до 2024-го года.

– Неужели нет никакого дефицита оборудования?

– Нет. Абсолютно. Можете себе представить, что когда программа модернизации была в нашей Детской больнице имени З.А. Башляевой, мы получили оборудование на 800 миллионов рублей. И сейчас в плане переоснащения – почти миллиард. И так же все больницы. Поэтому дефицита в оборудовании мы не испытываем.

– Но совершенно точно есть дефицит в площадях, в капитальном ремонте, потому что некоторые больницы очень старые.

– Да, есть больницы, которым по 100 с лишним лет. Это не типовые больницы. Но есть другие больницы, которые перекрывают все потребности, если там тесно. Тот коечный фонд, который есть в каждой больнице, является абсолютно оптимальным и достаточным.

– То есть, все теперь должны лежать четыре дня?

– Совсем не обязательно. Это средний показатель. Один лежит три дня, другой семь дней, а кто-то может и три недели – скажем, те же недоношенные дети. У нас теперь нет периода ожидания в проведении исследований. У нас нет понятия – лечь в больницу на обследование. Мы увеличили проходимость больниц. Раньше, до модернизации, лежали по 3-4 недели. Увидели в поликлинике изменения в крови, в моче – ой, надо вам в больницу на обследование. И человек шел в больницу, ждал, когда ему место дадут. Сейчас такого в принципе нет.

– Как эти проблемы решаются сейчас?

– Сейчас многие проблемы решаются на уровне амбулаторных центров и приемных отделений стационаров. Оперативное обследование делают сразу – кровь, моча, рентген, УЗИ, осмотр специалистов. Если это не срочно, значит, на следующий день сделают КТ, МРТ и всё, что необходимо. Для чего лишний день держать детей в больнице? Это имеет ещё и социально-психологическое и экономическое значение. Если мама с ребенком лежит, она больничный берет, у ребенка стресс. Конечно, это не домашние условия. Хотя условия пребывания и комфортность у нас кардинально изменились.

К сожалению, не всегда дети и даже родители бережливо к этому относятся. Сколько примеров, когда ребенок рисует на стене только что отремонтированной палаты. Мама лежит – читает книжку. Делаешь замечание. Она удивляется: он же ребенок, что тут сделать?

– И как же в такой ситуации быть? Прикрикнуть можете?

– Ни в коем случае. Категорически нет. У нас кардинально изменился менталитет сотрудников. Взаимоотношение, общение с родителями исключительно вежливое. Никаких криков, грубости. Поэтому у нас в принципе нет жалоб на хамство.

– На что же жалуются?

– Жалобы в основном инициированы за счет недостаточного общения, отсутствия информации.

– Наверняка бывают жалобы, что где-то ремонта нет.

– Да. Бытовые условия, недостаточно вкусная еда. 90 процентов жалоб – это быт. Но, когда читаешь эти жалобы, состояние ребенка обычно там не фигурирует либо уходит на задний план. Это исключительно эмоции, связанные с собственными неудобствами. А когда начинаешь спрашивать, есть ли по здоровью ребёнка нарекания, отвечают – да нет, всё вроде бы хорошо.

– Но все-таки бытовые условия тоже, наверное, важны.

– Конечно. Мы над этим постоянно работаем. У нас есть стандарт московской поликлиники, больницы, и мы очень стараемся его придерживаться. Всё это делается на фоне постоянного, непрерывного профессионального усовершенствования врачей. Существует масса программ, научно-практических конференций, мастер-классов, консилиумов, патолого-анатомических конференций московского, всероссийского, международного значения.

– Смело.

– А что? Мы уже достигли высокого уровня по качеству оказания помощи, а то, что касается доступности, то такой вы нигде в мире не найдёте. Поэтому я считаю, что это вполне достижимая задача. Конечно, мы должны всё это делать сообща. Не только врачи, но и другие ответственные люди – работники образования, культуры, общественные деятели и, конечно же, родители. Мы должны объединить наши усилия. Поэтому у нас так много социальных проектов.

– Как только успеваете?

– Мы, педиатры, считаем себя больше, чем врачами. Это для нас образ жизни. Наша работа никогда не заканчивается после ухода домой. Мы всегда в работе. Либо совершенствуемся, либо продолжаем консультировать. Хороший детский врач никогда никому не откажет, никого не развернет, не нахамит, потому что это у нас в крови. И мы гордимся нашей педиатрией, нашей педиатрической школой. Ведь педиатрических факультетов и самой этой специальности уже почти нигде в мире не осталось.

– Было время, и у нас хотели эту специальность закрыть.

– Слава Богу, не только сохранили, но и усилили, и развиваем. А те, кто позакрывали, сильно сожалеют, потому что тут же исчезают уникальные детские специалисты. Мы рады, что у нас всё это есть, и о здоровье ребенка мы можем думать еще задолго до его рождения. А еще лучше – до зачатия.

Беседу вела Наталия Лескова.

Фото автора и из архива И.М. Османова.