Беседа с выдающимся ученым, одним из основателей радиационной гигиены, лауреатом Нобелевской премии мира академиком Л.А. Ильиным

Академик Леонид Андреевич Ильин – живая легенда советской и российской медицинской науки. Область его научных интересов – радиационная медицина и противорадиационная защита. Он один из создателей отечественной школы радиационной гигиены. За научные достижения в этих областях удостоен Ленинской премии, Государственной премии СССР и премии Российской Федерации, дважды – премии Правительства РФ в области науки и техники. В 1988 году Л.А. Ильину присвоено звание Героя Социалистического Труда.


Академик Л.А. Ильин

В течение 40 лет (1968-2008 гг) он был директором и научным руководителем крупнейшего в мире научного центра в области радиобиологии, радиационной медицины и радиационной безопасности – Института биофизики МЗ СССР. За заслуги перед государством в 1977 году этот Центр был награжден высшей наградой государства – орденом Ленина.


Сейчас, в свои 90 лет Леонид Андреевич продолжает активно трудиться в той же медицинской структуре – ГНЦ Федеральном медицинском биофизическом Центре имени А.И. Бурназяна.

Благодаря работам академика Ильина, его учеников и сотрудников созданы, испытаны и вошли в отечественную практику высокоэффективные препараты для профилактики и лечения острых радиационных поражений. С его именем связаны разработка и внедрение в практику атомной промышленности и энергетики специальных портативных аптечек для профессионалов и рекомендованы аптечки для населения с соответствующими противорадиационнымми препаратами для применения их в случае радиационных аварий. По идеям Леонида Андреевича и при его непосредственном участии разработаны медико-биологические средства и специальные системы защиты от одного из видов ядерного оружия. Неоднократно принимал участие в качестве научного руководителя в испытаниях разработанных препаратов в полигонных условиях. Он – ветеран подразделений особого риска.

Л.А. Ильин – первый в мире учёный, который разработал и обосновал прогноз радиологических последствий Чернобыльской катастрофы, в последующем подтвержденный ведущими зарубежными и отечественными специалистами. Какие уроки нам необходимо извлечь, почему ядерные державы несут особую ответственность перед человечеством и каковы секреты активного долголетия, – наш разговор.

– Леонид Андреевич, как для Вас началась радиационная гигиена - дело, которому Вы посвятили жизнь, став по сути одним из родоначальников этой науки в нашей стране?

– После окончания с отличием военно-морского факультета 1-го Ленинградского медицинского института им. академика И.П. Павлова я служил на боевом корабле эскадры Черноморского флота, где организовал первую на флоте радиологическую лабораторию; затем работал в Ленинграде в одном из научно-исследовательских институтов ВМФ, где мы занимались проблемами защиты от атомного оружия. Принимал участие в испытаниях этого оружия на Новой Земле и на Семипалатинском атомном полигоне. Дальнейшая моя судьба связана с Ленинградским Институтом радиационной гигиены, где я был заведующим лабораторией радиационной защиты и заместителем директора по науке.


Л.А. Ильин в молодые годы

В январе 1968 года к нам приехал зам. министра здравоохранения СССР А.И. Бурназян для ознакомления с деятельностью Института. Я подробно информировал его о научных разработках нашего учреждения, включая проблемы радиационной безопасности экипажей атомных подводных лодок.

Как известно, А.И. Бурназян курировал в нашей стране все научно-исследовательские программы в области медицинских проблем радиационной безопасности. После его визита, спустя месяц, приходит телеграмма: срочно прибыть в Москву, в Минздрав. На встрече Бурназян говорит: "Леонид Андреевич, мы тут посоветовались и предлагаем вам стать директором Института биофизики". Я попытался отказаться, ссылаясь на относительно молодой возраст и масштабы этого (как я уже упоминал) грандиозного научного центра, в котором работало около 4,5 тысяч сотрудников. Но вопрос о моём назначении был уже решен.


А.И. Бурназян

Напомню, что в структуре Института биофизики МЗ СССР (ИБФ) были ещё 4 филиала – два в Челябинске, два – под Ленинградом и в г. Ангарске, в орбиту их задач входило обеспечение безопасности использования ракетных топлив. Наконец, мы создали ещё один филиал в Ленинграде, который занимался проблемами обитаемости и радиационной безопасности личного состава атомных подводных лодок.

Институт биофизики стал своего рода прародителем целого ряда новых научных центров в нашей стране. Так, эти филиалы были преобразованы в Институты ФМБА России. На базе отдела иммунологии ИБФ был создан Институт иммунологии ФМБА России и в кооперации с одним из институтов МО – Институт медико-биологических проблем Российской академии наук, который стал крупнейшим мировым центром медико-биологических и гигиенических работ в космической области.

– Это правда, что первые работы по космосу были выполнены в стенах вашего Института?

 - Я бы уточнил: у нас и в Институте авиационной и космической медицины МО СССР. В частности, в ИБФ были выполнены работы по разработке критериев отбора будущих космонавтов с учётом их пребывания в замкнутом объеме. Первый полёт советско-американского экипажа "Союз-Аполлон" также готовили наши сотрудники в части отработки сложнейшей системы перехода экипажей из одного корабля в другой в связи с тем, что атмосферная среда в каждом из этих объектов существенно отличалась.

– Леонид Андреевич, 40 лет вы занимали пост директора Института биофизики. Наверняка у вас было немало того, о чём хочется вспомнить?

– Я всегда помню о многих истинных учёных, скромных тружениках науки, которые сыграли свою роль в обеспечении атомной индустрии и ядерного щита в нашей стране, но остались мало кому известными, прежде всего, молодым учёным и, вообще, широкой общественности. Этот ничем не оправданный просчёт в истории нашей науки можно при желании легко оправдать ссылкой на секретность исследований и засекреченность учёных, работавших в свое время в нашем и в других профильных институтах; недостатком их публикаций в открытых журналах и т.п. Одной из первых попыток с нашей стороны как-то исправить создавшееся положение была подготовка и публикация в 2016 г. двухтомного издания объемом 100 печатных листов целой серии рассекреченных работ советских учёных, опубликованных в свое время в секретном "Бюллетене радиационной медицины", издаваемом ИБФ.



В настоящее время в содружестве с моими коллегами академиком РАН И.Б.Ушаковым и профессором Ю.Г. Григорьевым мы приступили к подготовке фундаментального издания биографий учёных нашей страны – специалистов в области радиобиологии, радиационной медицины и гигиены, физиков и дозимтристов, работавших в области радиационной безопасности и внёсших большой вклад в становление и развитие этих научных дисциплин.

– Леонид Андреевич, как реализуются, внедряются ваши научные разработки в практику?


– Эта проблема, как всегда, одна из важнейших. Семантический парадокс заключается в том, что термин "внедрение" предполагает традиционно у нас некое сопротивление...


Примеров множество. Ещё в 1971 году за 15 лет до Чернобыльской катастрофы Министерство здравоохранения СССР утвердило впервые в мире разработанные нами с сотрудниками "Методические указания для разработки мероприятий в случае аварий ядерных реакторов". Этот документ предназначался для служб гражданской обороны, Минздрава и профильных организаций. Во время Чернобыльской катастрофы я посетил все республиканские Минздравы и службы гражданской обороны – никто из чиновников не знал об этом документе....

В 70-х годах прошлого века у нас в институте в одной из лабораторий были впервые созданы портативные комплекты индивидуальной аварийной термолюминисцентной дозиметрии "Гнейс". Внедрение в практику этой важнейшей разработки столкнулось с финансовыми и межведомственными бюрократическими проблемами и согласованиями. Мало кто знает, что на аварийной ЧАЭС были только рутинные повседневные индивидуальные дозиметры, которые на фоне высоких уровней радиации просто "зашкаливали"...

  • До Чернобыля в ЛНИИРГе мы разработали простую инструкцию по защите щитовидной железы с помощью стабильного йода от выбросов радиоактивных изотопов при авариях на атомных реакторах. В 1969 году она была утверждена А.И. Бурназяном. Предыстория обычная: предварительно мы выполнили цикл экспериментальных работ на лабораторных животных, затем провели опыты на себе: 15 сотрудников лаборатории принимали индикаторные количества йода-131 и препарат йодида калия. Были отработаны дозировки стабильного йода и схемы его применения для взрослых и детей. На крупнейшем химфармзаводе в Дарнице (вблизи Киева) по нашей методике было налажено производство миллионов таблеток препарата для нужд армии, гражданской обороны и медицинской практики. Но когда случился Чернобыль, из-за организационной неразберихи на региональных уровнях власти и на местах произошла непростительная задержка с началом применения этих таблеток населению. И, как оказалось, не было инструкции по их применению.

– Печально. А что за препарат "Защита" вам удалось создать?

– Это уже из области позитивов внедрения. Это препарат, точнее средство для дезактивации, очистки кожных покровов человека от загрязнения радиоактивными продуктами деления ядер урана и плутония. После испытания "Защиты" на двух атомных объектах, показавших хорошие результаты, один из заводов Средмаша (ныне Росатома) обеспечил его промышленное производство.


Дезактивирующее средство "Защита" – это порошкообразная смесь, состоящая из мелкодисперсных ионообменных смол и поверхностно активных веществ. Кстати, "Защита" входит в состав радиозащитных препаратов в аварийных аптечках для профессионалов атомной энергетики и промышленности. Там же в качестве табельного радиопротектора при гамма и гамма-нейтронном облучении – препарат Б-190 (индралин), разработанный под моим научным руководством нашим институтом совместно с институтами авиационной и космической медицины МО СССР и Всесоюзным химико-фармацевтическим институтом. Не сочтите за нескромность, но этот высокоэффективный радиопротектор – препарат Б, по первой букве фамилии, я назвал в честь А.И. Бурназяна.

– Леонид Андреевич, у вас всегда были тесные контакты с учёными, академиками, которые занимаются созданием атомного оружия. Какие у вас сложились отношения?

– Замечательные отношения. Напомню, что в период становления и развития атомной науки в СССР к решению жизненно важных задач по созданию атомной индустрии были привлечены крупнейшие учёные в области физики, химии, математики, медицины. Мне повезло, что по роду своей деятельности я был знаком со многими из этих учёных, Всегда вспоминаю об этом с чувством глубокой благодарности судьбе.

Что же касается учёных – создателей ядерного щита, то подавляющее большинство из них работали в двух атомных центрах – в Сарове и Снежинске, с которыми наш Институт сотрудничал в области радиационной безопасности. Имя академика Ю.Б. Харитона не нуждается в комментариях. Радий Иванович Илькаев – научный руководитель Саровского атомного центра, крупнейший учёный, ядерный физик. Или мой близкий друг ещё по Ленинграду, академик Юрий Алексеевич Трутнев. В прошлом году он отметил свой 90-летний юбилей. Он тоже из Сарова, гениальный физик-теоретик. Когда создавалась водородная бомба, возникла экстраординарная проблема. По своим весогабаритным характеристикам это изделие оказалось неподъемным, для размещения на борту самолета необходимо было решать, как его "миниатюризировать". Юрий Алексеевич, который был одним из ближайших сотрудников Андрея Дмитриевича Сахарова, был привлечён к решению этой проблемы. Он мне рассказывал, что физическая идея, как это осуществить пришла к нему во время сна. Практическое решение было с успехом реализовано. Интересный факт: А.Д. Сахаров от руки написал Генсеку ЦК КПСС письмо с просьбой о присвоении Трутневу звания Героя Социалистического Труда. Его просьба без каких-либо формальностей в таких случаях была удовлетворена.

Академики Евгений Николаевич Аврорин, Евгений Иванович Забабахин, Евгений Аркадьевич Негин, Лев Петрович Феоктистов – это далеко не полный список учёных, создателей нашего ядерного щита. Эти засекреченные учёные ушли из жизни мало кому известными в нашей стране. Их имена упоминаются только в специальных изданиях.

Сколько времени наше телевидение посвящает артистам и другим медиа-персонам – и сколько таким людям. Это, увы, несопоставимо.

– Леонид Андреевич, расскажите про полученную вами Нобелевскую премию Мира.

– Инициаторами создания международного движения врачей против ядерной войны были выдающиеся учёные-кардиологи – американец Бернард Лаун и наш Евгений Иванович Чазов. Они понимали, что в разгар холодной войн, в условиях напряженной международной обстановки может произойти ядерная катастрофа, которая уничтожит всё живое на Земле.


Е.И. Чазов позвонил мне и попросил быть экспертом по медико-биологическим и экологическим последствиям применения ядерного оружия. Он также привлёк к этой деятельности крупного хирурга академика Михаила Ильича Кузина, у которого за плечами было участие в Финской кампании и в Великой Отечественной войне.

Со стороны американцев Б.Лаун также пригласил двух врачей-интернистов Э. Чевиана и Г. Мюллера. В декабре 1980 г. в Женеве в роскошном отеле "Ричмонд" в зале Наполеона мы в течение двух дней с утра до позднего вечера обсуждали проблемы организации этого движения. Я по возможности подробно рассказывал о ядерном (водородном) оружии, его поражающих факторах, возможных человеческих потерях, губительном воздействии на биосферу и т.п.


Заседания подчас превращались в острые, нелицеприятные дискуссии, когда сотрудники Лауна пытались политизировать обсуждение, упоминая проблемы Сахарова и диссидентов.

Тем не менее, мы расстались друзьями, поскольку наши принципиальные взгляды на катастрофические последствия ядерной войны были однозначными. На следующий год было решено провести первый Конгресс движения "Врачи мира против ядерной войны" в США.


Успех этого конгресса превзошел все наши ожидания. Я выступил с докладом о санитарных и безвозвратных потерях военного применения термоядерного оружия на территории Европейского континента от Атлантического океана до Уральских гор. Через один год в 1982 году была опубликована монография "Опасность ядерной войны: медико-биологические последствия; точка зрения советских ученых-медиков", написанная совместно с Е.И. Чазовым и А.К. Гуськовой, нашим блестящим клиницистом-радиологом, имевшей самый большой опыт лечения острой лучевой болезни. Второе, дополненное издание монографии вышло в 1984 году.


Книга была переведена на английский, немецкий, испанский и французский языки. С этой публикации, как известно, ознакомились и руководители ряда государств, обладающих ядерным оружием. Это был наш скромный вклад в наступившую потом разрядку напряженности в ядерной области.

В 1985 году международное движение "Врачи мира за предотвращение ядерной войны" с участием ещё 100 номинантов было выдвинуто на Нобелевскую премию Мира. Наше движение было удостоено этой премии, которую вручал в Осло король Норвегии. Мы получили тогда денежный эквивалент этой премии, около 300 тысяч долларов, но не для себя, а для всего движения.

– Но вам хоть что-то перепало?

– Разумеется, нет. Эти деньги были распределены по странам мира, по их региональным отделениям нашего движения. Кстати, был такой забавный эпизод: как известно, при вручении Нобелевской премии существует ритуал. Лауреаты должны быть во фраках и галстуках-бабочках. В данном случае это касалось нас, организаторов движения. У нас с М.И. Кузиным таких фраков не было. Накануне нас отвезли в костюмерную Большого театра, и весьма пожилой костюмер только бросил на нас свой взгляд – и тут же распорядился, какого размера выдать нам фраки. Мы в них облачились, и оказалось, как будто они специально сшиты для нас.

– Леонид Андреевич, вы ведь в течение 30 лет были представителем СССР и Российской Федерации в научном Комитете ООН по действию атомной радиации (НКДАР ООН) и в течение двух последовательных сроков избирались членом Главного Комитета МКРЗ – Международной Комиссии по радиологической защите. Какие об этом остались воспоминания?

– Самые хорошие. Наши общения и дискуссии – это для меня своего рода особые университеты. Мы всегда находили общий язык, учились друг у друга. Навсегда запомнил царившую там доброжелательную атмосферу и взаимную симпатию.


Мы всегда ощущали позитивное отношение, прежде всего, к Советскому Союзу и признание высокой профессиональной компетенции представителей нашей страны.

– Как вы думаете, наука может существовать вне политики?

– Думаю, не просто может, но и должна. Напомню, что создание атомной бомбы в США осуществлялось в рамках Манхэттенского проекта. Профессор Джозеф Ротблат – польский еврей, эмигрировавший в Англию ещё при Гитлере. Он был блестящим физиком, участником этого проекта. В дальнейшем Д. Ротблат стал одним из консультантов движения врачей. Когда мы с ним обсуждали возможные человеческие потери после ядерного удара, то договорились сделать независимые расчёты и оценки, используя одну модель: бомба мощностью в одну мегатонну, "взорвана" над миллионным городом. Через некоторое время мы встретились в Лондоне и показали друг другу свои расчёты. Они, эти расчёты и сделанные на их основе оценки, практически совпали. Вывод прост: настоящая наука – всегда честная и справедливая, независимо от политических пристрастий.

– Тем не менее, политика может помочь учёным решать те или иные проблемы, а может наоборот.

– Это, конечно, верно. Примеров тому несть числа, особенно в истории нашей страны. Вспомним Лысенко, борьбу с "буржуазной" кибернетикой, генетикой и т.п. Поэтому я за умных политиков, которые понимают, что для их страны благо, а что нет.

Скажем, в случае с Чернобылем: то, что было сделано в области организации широкомасштабных работ по ликвидации и ослаблению последствий этой чудовищной аварии, просто беспрецедентно. Будучи участником этих событий, могу утверждать: если бы, не дай бог, подобная катастрофа произошла в Европе, с такой циклопической задачей там, может быть, и справились, но с большими потерями. У нас, как это может показаться неожиданным, сработала тоталитарная система СССР. (Я, разумеется, не призываю к её возврату.) Николай Иванович Рыжков, премьер-министр, был председателем оперативной группы Политбюро по организации всех противоаварийных работ в Чернобыле. На этом уровне принимались все решения по борьбе с катастрофой. Указания этой группы министерствам и ведомствам, руководителям республик или напрямую заводам и учреждениям страны выполнялись беспрекословно и в обозначенные сроки. В условиях нынешнего капитализма, особенно нашего, российского, я сомневаюсь, что это было бы возможно.

– Леонид Андреевич, я прочитала, что в вашем научном Центре будут проходить Ильинские чтения с участием молодых учёных. Это правда?

– Первые уже прошли, хоты я был категорически против. Мои коллеги перестарались. Это совпало с моим 90-летним юбилеем. Как правило, подобного рода чтения посвящаются имени того или иного учёного уже после ухода его в мир иной. А я пока жив и, мало того, никуда не спешу.

– Сейчас вы почётный президент. Приходится ли что- то делать или только почётно восседать?

– Я работаю каждый день, много консультирую, участвую в ряде проектов по тематике Центра, пишу статьи и книги. Недавно, например, с моими соавторами мы завершили работу над монографией, посвященной радиологическому и ядерному терроризму. Эта тема становится всё актуальнее, учитывая сложную современную международную обстановку.


В прошлом году вышел в свет учебник "Радиационная гигиена", подготовленный в соавторстве с профессорами И.П. Коренковым и Б.Я. Наркевичем. Без ложной скромности подчеркну: это, в сущности, энциклопедическое издание, где впервые нам удалось изложить, наряду с основами ядерной физики, дозиметрии и биологического действия ионизирующей радиации, все аспекты использования и применения ионизирующих излучений в промышленности и медицине; дать рекомендации по радиационной безопасности, включая аварийные ситуации; принципы регламентации радиационного воздействия на людей и т.п. Таким образом, как вы выразились, "почётно восседать" не приходится.


– Как удается сохранять себя в столь превосходной физической и умственной форме? Очевидно, что жизнь вас благоприятными условиями не радовала.

– Да, не баловала. Работа была нелегкой, личная жизнь тоже. Однозначного ответа на ваш вопрос быть не может. Всё сугубо индивидуально. Я всегда был и остаюсь сторонником активного образа жизни. Это, возможно, ответ на ваш вопрос.

– Леонид Андреевич, как Вы думаете, что сегодня главное для нашей страны?

– Важно, чтобы не на пустых словах и обещаниях, а в практической плоскости радикально улучшить состояние отечественной науки. Помните пророческие слова И.П. Павлова: "Без неё нельзя удержать ни самостоятельности, ни тем более достойного положения в мире". На памятнике замечательному врачу-филантропу, "святому доктору" Федору Петровичу Гаазу высечено его напутствие людям: "Спешите делать добро". Сейчас как никогда этим напутствием должны руководствоваться власть предержащие...

– Леонид Андреевич, а молодежь вас не разочаровывает?

– Меня беспокоит, в частности, тот факт, что значимая часть молодых учёных стала мало читать специальную литературу, несмотря на все изыски современных информационных технологий, а может, и благодаря их достижениям. Помню, когда я пришел в наш институт, попросил зав. научной библиотекой ознакомиться по карточкам с постоянными читателями. Я был приятно удивлен, что среди читающей публики было много молодежи. Сейчас читателей, к сожалению, как говорят медики "один-два в поле зрения". А ведь молодым ученым следует по возможности знакомиться не только со специальной литературой, но и, что немаловажно, с сопряженными пограничными дисциплинами. Это в значительной степени способствует формированию широкой эрудиции учёного.


При встречах с молодыми учёными я всегда цитирую великого русского учёного-физиолога Ивана Петровича Павлова, лауреата Нобелевской премии. Более 100 лет тому назад, в 1914 году, он сказал пророческие слова, актуальные как никогда и в настоящее время: "Что нам, русским, нужно сейчас в особенности: это пропаганда научных стремлений, обилие научных средств и страстная научная работа. Очевидно, наука становится главнейшим рычагом жизни народов: без неё нельзя удержать ни самостоятельности, ни тем более достойного положения в мире".

Другой наш великий соотечественник, мой кумир, гениальный учёный, академик Владимир Иванович Вернадский – создатель учения о биосфере и ноосфере, выдающийся философ. В широкой палитре своих научных интересов он уделял огромное внимание проблемам атомной энергии. Он был инициатором широкомасштабных работ в России и в СССР по разведке месторождений урана и организации промышленного производства радия. Ещё в 1910 году на заседании Российской академии наук он активно ратовал за развитие работ в нарождающейся атомной области, а в 1922 году опубликовал свой прогноз перспектив использования энергии атомного ядра:


«Мы подходим к великому перевороту в жизни человечества, с которым не может сравниться всё им ранее пережитое. Недалеко время, когда человек получит в свои руки атомную энергию - такой источник силы, который даст ему возможность строить свою жизнь как он захочет... Это может случиться в ближайшие годы или через столетия. Но ясно, что это должно быть. Сумеет ли человек воспользоваться этой силой, направив ее на добро, а не на самоуничтожение? Учёные никогда не должны забывать о своей ответственности».

Прошло 20 лет после гениального предвидения Вернадского, когда великий итальянский физик Энрико Ферми 2 декабря 1942 года осуществил управляемую цепную реакцию деления ядер урана в урановом котле (так раньше называли атомный реактор), построенным под сводами Чикагского стадиона. Целью его было создание атомной бомбы.

Прогноз В.И. Вернадского подтвердился: действительно, США с помощью учёных-эмигрантов из Европы реализовали это достижение, но направлено оно оказалось не на добро, а на уничтожение сотен тысяч жителей Хиросима и Нагасаки. Однако ядерная катастрофа – это не угроза вчерашнего дня. Она существует и сегодня. Поэтому важно, чтобы эти уроки не были забыты.

Беседу вела Наталия Лескова.

Фото автора и из личного архива Л.А. Ильина.


Подпись под картинкой

Источник: Medbook

Закрыть

Уважаемый пользователь!

Наш магазин переехал на новый адрес и теперь находится тут: www.medkniga.ru