– Ирина Геннадьевна, насколько я понимаю, ваш томографический центр –уникальная организация, каких нет ни в России, ни, может быть, в мире. Это так?

– Совершенно верно. Научно-исследовательского института (а у нас именно такой статус) подобной напраленности больше не существует. Основное направление нашей деятельности – магнитно-резонансная томография. Основная масса научных исследований связана именно с магнитным резонансом, и не только в медицине, но и вообще в науке – в физике, в химии и так далее. Мы находимся в Академгородке – это крупнейший научный центр Сибири, где сосредоточены все наши научно-исследовательские институты. Поэтому, учитывая то, что наш Центр оснащен самыми передовыми и мощными аппаратами, возникла необходимость в установке рентгеновского компьютерного томографа, который тоже играет не последнюю роль в диагностике, особенно ургентных, то есть экстренных патологий. И в 2014-м году был установлен 28-срезовый рентгеновский компьютерный томограф фирмы Philips, который полноценно работает по сей день. На 90 процентов мы принимаем амбулаторное звено, небольшая часть – стационарные пациенты из Центральной клинической больницы, на территории которой томограф и установлен. Мы применяем практически все современные методики КТ, существующие сегодня, в том числе, ангиографические.

– Насколько я понимаю, сейчас у вас увеличился поток пациентов, которым необходимо сделать КТ легких. Так ли это?

– Да, это так. Надо сказать, за 20 лет моей работы никогда еще не приходилось наблюдать такого количества вирусных пневмоний, абсолютно нехарактерных для этого сезона. Да, они всегда есть, к тому же в нашем холодном сибирском регионе, но в таком объеме их не было никогда. Теперь мы видим, что это далеко не только пожилые люди, как мы думали вначале. Очень много молодых и средних лет людей. Самый массовый возраст пациентов – 40-50 лет. Чаще всего мы наблюдаем людей без серьезной симптоматики, потому что пациентов с высокой температурой у нас стараются не лечить амбулаторно. То есть, мы смотрим пациентов с минимальной симптоматикой без выраженной лихорадки. К нам они попадают с направлением врача.

Сейчас мы можем подтвердить: при внешне достаточно неплохом состоянии и самочувствии, с минимальными проявлениями болезни, а иногда и практически без них, наблюдается обширное поражение легких. Человек не чувствует себя настолько тяжело, насколько поражены его легкие. Обычно это двустороннее поражение с типичной картиной «матового стекла», о которой сегодня все говорят.

– Каким образом вы дифференцируете COVID-19?

– Сегодня накоплен большой банк снимков, характерных именно для этой инфекции. Существует международная классификация, опираясь на которую, мы можем оценить степень вероятности поражения, характерного именно для COVID-19 – от маловероятной до высокой степени вероятности. Надо сказать, вирусные пневмонии очень похожи, и часто определить на глаз, какой именно это вирус, невозможно. Для COVID-19 характерны некоторые особенности. Это двухсторонний характер поражения и его чрезвычайно широкий объем, порой занимающий практически все легкие.

Важно вот еще что. Часть наших пациентов – пролеченные и выписанные. Они приходят на повторное исследование, чтобы посмотреть их состояние в динамике. И мы видим, что, в отличие от других вирусных пневмоний, эти пневмонии оставляют очень грубые фиброзные изменения в легких. Несмотря на то, что от вируса человек уже избавился и считается практически здоровым, в его легких остаются рубцы. Конечно, это уменьшает жизненную ёмкость и функциональную способность лёгких.

– Это бывает во всех случаях?

– Не во всех, но очень часто. Обычные же вирусные пневмонии после полной инфильтрации практически не оставляют после себя никаких следов. Фиброз, как правило, развивается при бактериальных пневмониях. Но в этом случае в арсенале врачей есть антибиотики. Здесь же антибиотики зачастую бессильны. Вот такая необычная картина.

– Взаимодействуете ли вы с организациями, проводящими лабораторную диагностику?

– Совсем рядом с нами располагается знаменитый Научный центр вирусологии и биотехнологии «Вектор», оснащенный по последнему слову лабораторной диагностики – как ПЦР-системами, так и тест-системами, определяющими антитела к иммуноглобулинам. Мы находимся в тесном контакте. Могу сказать, что очень часто тесты приходят негативными, несмотря на то, что мы наблюдаем обширную и типичную для COVID-19 картину. Сейчас об этом говорят все специалисты-рентгенологи в России и в мире.

– С чем вы это связываете?

– Думаю, дело не столько в низком качестве тестов, сколько во временем и особенностях взятия биоматериала. Хотя мы видим пациентов с яркими клиническими проявлениями, у которых и два, и три теста отрицательные.

– Вы говорите об эффекте «матового стекла», а это явление, хорошо знакомое рентгенологам и пульмонологам. Отличается ли оно от того, что вы видели раньше?

– Так называемое «матовое стекло», или картина снижения пневматизации лёгочной ткани, – это типичное проявление интерстициальной пневмонии. Здесь характерен вирусный генез изменений. При бактериальной инфекции она встречается реже и обычно является только компонентом инфильтративных изменений, которые проявляются по-разному. Обычно это плотная инфильтрация – так называемая консолидация или бронхо-пневмонические изменения, когда идет закупорка воспалительным выделяемым мелких просветов бронхов. В отличие от всего этого, для коронавирусной пневмонии характерна обширная интерстициальная инфильтрация по типу «матового стекла», на фоне которой начинают возникать стойкие фиброзные изменения. Причем эта инфильтрация двухсторонняя, плотная, очаговая, когда задействованы так называемые гравитационные отделы легких. Такая обширность и симметричность изменений, их монотонность и мономорфность характерна именно для коронавирусной инфекции. В этом существенное отличие от того, что мы наблюдали раньше.

– Видите ли вы поражения микрососудов легких?

• Сейчас одна из теорий, которая с каждым днем получает всё большее развитие, связана именно с тем, что снижение пневматизации по типу «матового стекла» возникает не в результате воспаления и инфильтрации, когда в альвеолах скапливаются клетки лейкоцитарного ряда, а как раз за счет того, что этот вирус поражает в первую очередь эндотелий клеток сосудов, в результате чего происходит «пропотевание» плазмы крови в межклеточное пространство. Эти изменения похожи на отёк, и рентгенологически мы это видим. У таких пациентов, особенно тяжелых, нуждающихся в подключении к аппарату ИВЛ, мы видим развитие острого респираторного дистресс-синдрома, который связан именно с явлением отека легких, его резким прогрессированием.

– Ирина Геннадьевна, понимаю, что вы не занимаетесь лечением таких пациентов, но интересно ваше мнение. Какой вы видите здесь выход, какие препараты или методы представляются перспективными?

– У нас лечат теми же препаратами, что и везде – это антиретровирусная и противомалярийная терапия, антибактериальные средства и антикоагулянты. По сути, конечно, все они являются сейчас экспериментальными, а по результатам многие пациенты всё же выздоравливают, поэтому, наверное, какой-то эффект есть. Однако, поскольку мы видим часть реконвалесцентов, то есть выздоровевших, но с характерными изменениями легочной ткани, могу лишь констатировать: эти пациенты нуждаются в значительно более длительном наблюдении, лечении и реабилитации, чем считается сейчас. Тут нужна и специальная терапия, и дыхательная гимнастика, и, может быть, санаторное лечение бронхо-легочного профиля. Этим вопросом сейчас никто не занимается, а надо. Ну и, конечно, все мы ждем от нашего «Вектора» вакцины.

– Что слышно о создании вакцины?

– Вакцина разработана и проходит активную апробацию, тестирование на добровольцах, причем основная часть добровольцев – это сотрудники «Вектора». Мы знаем это, потому что являемся соседями. Очень ждем результатов, потому что тоже очень в этом заинтересованы. Медики – самая уязвимая часть населения, постоянное ношение масок и других средств защиты очень плохо сказывается на общем самочувствии, поэтому вакцина – проверенная и эффективная – очень нужна.

Беседу вела Наталия Лескова.