– Александр Владимирович, знаю, вы успели поработать во многих «горячих точках», где потребовалась помощь наших специалистов по ликвидации последствий эпидемии коронавирусной инфекции – в частности, в Италии и Китае, а сейчас собираетесь в Таджикистан. Врачи там не справляются сами?

– Врачам, конечно, трудно, хотя они стараются. Мы летим в Таджикистан не потому, что они не справляются, а потому что можем поделиться опытом, который у нас сейчас накопился, с тем, чтобы они справились с нынешней эпидемиологической ситуацией как можно быстрее. Мы можем себе позволить в нынешней ситуации помогать друзьям и партнерам. А Таджикистан, как известно, наш стратегический партнер.

– Неоднократно высказывались предположения, в том числе, из уст ваших коллег, что в разных странах представлены разные штаммы коронавируса. В США и Китае менее, а в Европе – более «злой». Что думаете по этому поводу?

– Да, в разных регионах могут циркулировать разные штаммы коронавируса, ведь вирус «живет» на ограниченной территории, и там формируется свой изолят. Это тем более логично, что сейчас прекращены воздушные перевозки, и каждый выращивает на своей грядке свой «урожай» – в том числе, и коронавируса. Поэтому определенные различия есть, но они не принципиальные.

Не думаю, что где-то он более заразен, а где-то – менее, поэтому говорить о «злобности» вируса, наверное, не совсем правильно. Скорее всего, дело в том, как на вирус реагируют те или иные человеческие популяции. Мы ведь тоже все разные. У китайцев одна генетика, у американцев – другая, у русских – третья. Не секрет, что, например, представители негроидной расы болеют тяжелее и умирают чаще, азиаты болеют легче, у них меньше тромбозов, чем у европейцев. Тут трудно утверждать, что особенности клинического протекания заболевания связаны именно с тем или иным штаммом вируса. Скорее они связаны с разной иммунной генетикой той популяции, в которую вирус попадает. Это как виноград: все сорта относятся к одному виду, а сколько разного вина из него можно сделать в зависимости от того, где и как этот виноград растет, какой у него возраст и так далее.

– Какие особенности протекания болезни свойственны россиянам?

– У нас в целом те же проблемы, что и в европейской популяции, хотя наше возрастное население отличается от европейского. Болезни пожилого возраста у нас приходят несколько раньше и протекают тяжелее. Хотя на этот вопрос лучше ответят клиницисты.

– Успела нашуметь история о том, что на рыбном рынке в Китае обнаружили новый вид коронавируса, еще более опасный, чем нынешний, и там тут же ввели военное положение. Это правда?

– Это вовсе не новый вид. Да, в ходе очередной проверки рыбного рынка китайцы обнаружили коронавирус, сходный с циркулирующим сейчас. Мы не можем сказать, что он более или менее опасен, чем нынешний, поскольку не пытались его выделять у заболевших. Поэтому никакого повода для панических настроений я не вижу.

– Почему же тогда последовала столь жесткая реакция?

– Потому что пуганая ворона куста боится. Китайцы и так очень настороженно относятся ко всему, что происходит с коронавирусной инфекцией, и после всего того, что уже случилось в нынешнем году, опять закрывать страну никому не хочется. К тому же у них уже имеется опыт того, что именно быстрые и жесткие карантинные меры дают наиболее надежный результат.

– Такая реакция Китая у многих вызвала подозрения, что это именно они и создали вирус в своих секретных лабораториях. Это не так?

– Действительно, до сих пор в обществе бродят конспирологические теории о рукотворности вируса. В естественных науках известен принцип Оккама, согласно которому не стоит множить сверхсложные сущности, если правильный ответ лежит на поверхности. Этот принцип работает в мировой науке. На примере Китая или Кореи мы наглядно видим, что фантастическая дисциплинированность и сознательность общества позволяют эффективно бороться с инфекцией. А вот искать черную кошку в темной комнате, особенно если её там нет, наверное, не стоит.

– Тем не менее, многие до сих пор уверены, что вирус создан искусственно. Кто-то считает, что это дело рук американцев, а некоторые бросают камень в сторону России. Какие у вас есть возражения?

– А нет никаких объективных доказательств искусственного происхождения вируса. Всё это спекулятивные слухи и домыслы, не более того. Подобные эпидемии происходили и будут происходить ещё не раз. И чем нас больше на планете, чем интенсивнее мы перемещаемся и контактируем, тем чаще такие вспышки будут происходить. Это плата за цивилизационный процесс, который называется глобализацией. Кому-то выгодно оправдать своё головотяпство и просчеты в организации здравоохранения тем, что вирус какой-то особенно коварный, потому что имеет искусственное происхождение. Проще всё свалить на внешнего врага, чем объяснять своим согражданам, почему у нас столько заболевших и умерших. Конечно, не хочется признавать свои ошибки, а хочется показать пальцем на кого-то другого. Многим такие теории заговора по душе. Они охотно их подхватывают, тиражируют. Знаете, у группы «Аквариум» есть такие строки: «И рвется враг подсыпать в водку яд»? Но реальность проще. Коварного врага у нас нет, вирус природный, и других данных не существует. Однако спекулятивные теории всегда множатся, когда человечество сталкивается с чем-то новым и непонятным.

– Как известно, вирусы окружают нас везде и всюду. Неужели же теперь, обнаружив на каком-нибудь рынке очередной из них, мы будем сразу вводить военное положение и закрывать границы?

– Нет, конечно. Но в данном случае речь идет не об очередном, а о хорошо известном нам вирусе. Человечеству придется еще не раз переосмыслить то, что с ним произошло, чтобы найти ту разумную грань, тот баланс между трезвой настороженностью и спокойствием, который поможет нам относительно безопасно существовать дальше. Нельзя по любому поводу кричать, как в той сказке: «Волки!», потому что мы парализуем жизнь и превратим всё это в тотальную паранойю. Но и забывать о рисках тоже нельзя.

– Наступило лето. Метеорологи прогнозируют аномальную жару. В связи с этим хочется спросить, что нам ждать от вируса? Будет ли он менее активен в связи с повышением температуры?

– Не думаю, что в плане течения коронавирусной инфекции что-то кардинально изменится. Как показал опыт Ирана или Индии, люди болеют и в жарком климате. Возможно, инсоляция слегка затормозит распространение вируса, но надеяться на это, по меньшей мере, недальновидно.

– А что вы думаете по поводу посещения людных пляжей, других мест отдыха, где собирается много народа?

– К этому, конечно, надо относиться с большой осторожностью. Летом надо пытаться соблюдать все те же меры, о которых уже неоднократно говорилось. В первую очередь, это связано с максимальным дистанцированием и правилами личной гигиены, при необходимости – масочном режиме.

– Сегодня появилось сообщение о том, что вирус может длительное время «жить» в воде. Как быть с этим? Ведь летом люди любят купаться.

– Пока доказательств того, что вирус сохраняет в воде активность, у нас нет. Да, он может там сохраняться, но вряд ли это должно быть поводом для серьезного беспокойства. Не думаю, что находящийся в воде коронавирус способен активно заражать. Тут скорее могут быть опасности со стороны элементарных кишечных палочек, особенно в тех местах, где скапливается много отдыхающих. Поэтому меры предосторожности остаются теми же, что и раньше. Хотя понятно, что лето – это расслабляющий фактор, когда никто не хочет думать об опасностях, все хотят спокойно отдыхать. Это вполне понятно. Тем не менее, мы не должны забывать о простых гигиенических правилах.

– Как вы думаете, будет ли осенью вторая волна, и, если да, будет ли она легче в связи с формированием пресловутого коллективного иммунитета?

– Вторая волна будет. Мы никуда от неё не денемся. Скорее всего, она будет легче, поскольку будет больше людей, которые уже защищены от коронавируса.

– Знаю, вы называете нынешнюю инфекцию испанкой 21 века. Вы действительно считаете, что COVID-19 – настолько же тяжелое заболевание?

– По тяжести их сравнивать, конечно, нельзя хотя бы по той простой причине, что мы сейчас совсем иначе себя ведем. У нас принципиально другая медицина. Во время испанки все лежали по баракам на пару тысяч человек, а между рядами умирающих ходила сестра милосердия и протирала им тряпочкой лоб. И никакого тебе высокопоточного кислорода, никаких международных протоколов. С испанской коронавирусную инфекцию корректно сравнивать в том смысле, что это так же неожиданно, как будто ниоткуда свалившаяся на нас глобальная по масштабам беда.

Пандемия нас всех застала врасплох. В какой-то момент мы даже растерялись, но человечество довольно быстро собралось, вспомнило опыт предыдущих эпидемий, мобилизовалось и в целом справилось. Мы теперь можем намного быстрее получать нужную информацию, каждая находка в плане науки и практической медицины становится общим достоянием фактически в режиме реального времени, каждое тревожное известие тут же подвергается коллективному анализу. Поэтому я и говорю про испанку, но 21 века. Разница принципиальная.

– Вы постоянно находитесь в зоне риска, поскольку часто летаете в командировки в те страны, где ситуация по коронавирусу наиболее тревожна. Что делаете, чтобы не заболеть?

– Соблюдаю все меры предосторожности. Если я контактирую с потенциально вирусным материалом, работаю в «красной зоне», общаюсь с больными, то обязательно пользуюсь средствами индивидуальной защиты, как бы тяжело это ни было. К сожалению, антител к коронавирусу у меня нет, я отрицательный. С одной стороны, это плохо, а с другой хорошо: значит, я всё делаю правильно.

– Но среди ваших коллег есть такие, кто заболел?

– Да, конечно, есть.

– Существуют ли еще какие-то профилактические меры, которые могут помочь избежать болезни?

– Тут я не скажу ничего нового. Пока не появилась надежная вакцина, надо делать все то же самое, чему нас учили с детства: укреплять иммунитет, закаляться, вести здоровый образ жизни, заниматься гимнастикой и другими общеоздоровительными мероприятиями. Наш иммунитет – это единственное оружие, которое нам легко дается, и использовать его может каждый.

– Какие самые правильные уроки мы можем извлечь из нынешней эпидемии?

– Наверное, то, что столько совещаний было не нужно. Половину вопросов, оказывается, можно легко решать в удаленном режиме. А если серьезно, то тут важны три урока.

Первое – мы живем в качественно другом мире. И, несмотря на все успехи медицины, мы должны понимать, что произошел диалектический скачок – переход количества в качество, когда людей на планете стало достаточно много, и их мобильность стала настолько высока, что любая, даже не самая смертельная и страшная инфекция, способна в считанные недели превратить жизнь человечества в кошмар.

Второе – мы должны вернуться к идее профилактической медицины. Мы должны предотвращать такие ситуации. За этим надо следить, максимально способствуя решению проблем общественного здоровья профилактическими и санитарными мерами.

Третье – мы начали понимать, что базовые, вроде бы, скучные, банальные вещи могут творить чудеса. Обычное мытье рук и повседневные здоровые привычки в масштабах общества могут играть колоссальную роль. Это то, что способно в корне переломить ситуацию. Мы видим, что если общество и здравоохранение идут навстречу друг другу, то можно в кратчайшие сроки справляться с очень серьезными проблемами. Наверное, это хорошо, что мы получили возможность проверить это не на какой-то по-настоящему страшной инфекции вроде лихорадки Эбола или чумы, а на инфекции относительно безобидной.

Конечно, она тяжело ударила по всем нам, но одновременно оказалась прекрасной проверкой, которая показала, что российская советская медицина – это лучшая модель здравоохранения. Именно в той своей части, где она осталась преемником советской медицины, она показала, что это намного лучше, чем то, что из неё пытались сделать в последние годы.

Мне кажется, это должно подвигнуть сильных мира сего переосмыслить свои подходы и понять, что не всё золото, что блестит, и не всегда медицина должна незамедлительно приносить прибыль. Увы, есть затратные вещи. И если ими долго манкировать, это приводит к трагическим последствиям. Как говорят наши зарубежные коллеги, «Semashko system», то есть, система профилактической медицины советского здравоохранения, – одна из самых эффективных в мире в плане решения проблем общественного здоровья.

Наверное, это самый главный вывод, который мы должны сделать: надо всё это сохранить, не растерять, приумножить. Крайне важно, чтобы всё это не было забыто на фоне бравурных лозунгов и репортажей о наших победах и успехах. Мы должны будем вернуться к этому серьезному разговору и понять, как можно будет всё это использовать ещё более эффективно.

Беседу вела Наталия Лескова.