13.12.2016   по материалам VADEMECUM

Новый председатель Комитета по охране здоровья – о том, какие проблемы отрасли он намерен решать в первую очередь

Детский хирург Дмитрий Морозов уже вошел в историю профильного комитета Госдумы – как первый председатель, прежде не имевший опыта работы в органах государственной власти. Карьера Морозова вообще выстраивалась стремительно: врач, ученый, а теперь – и политик, если так можно выразиться, экстерном. Последние пять лет социальный лифт, вынесший молодого саратовского хирурга в российский парламент, двигался с ускорением – благодаря его работе в Общероссийском народном фронте (ОНФ) и предвыборном штабе кандидата в президенты Владимира Путина. К слову, на выборах в Госдуму седьмого созыва действующий глава государства, как рядовой избиратель, уже сам голосовал за Морозова. О том, как новый председатель Комитета по охране здоровья собирается использовать свой мандат и во что намерен конвертировать президентскую поддержку, депутат рассказал в интервью Vademecum. 

– Вы быстро росли и уверенно себя чувствовали во врачебной профессии, что побудило вас заняться законотворчеством?

– Я всегда, сколько себя помню, понимал свои задачи очень определенно – это служба людям и моей стране. В детстве мечтал стать военным, как отец, и серьезно готовился к армейской службе, причем – непременно в ВДВ. Но подвело зрение. Тогда на семейном совете было принято решение идти в медицину. Мой дед был стоматологом, бабушка – заведующей аптекой, дядя – хирургом-травматологом. Их примеры оказались определяющими, отец предложил мне подумать о профессии хирурга, я с этой идеей согласился. Поступил в Саратовский медуниверситет, уже на первом курсе начал принимать участие в операциях, а по окончании ординатуры получил квалификацию детского врача-хирурга. У меня все в жизни получалось раньше, чем у моих коллег-сверстников: я рано начал заниматься наукой, рано стал руководить клиникой, вошел в ученый совет и начал публиковать научные работы. Просто мне всегда хотелось работать, заниматься делом. И Госдума в эту линию вполне логично встроилась. Конечно, на мое решение баллотироваться повлиял опыт работы в ОНФ. Если бы я сразу увидел, что общественная деятельность ограничивается пространными разговорами, но бессмысленна и ни на что не влияет, то без колебаний остался бы в медицине, хирургии, науке. Однако вышло иначе: я увидел, как озвученные ОНФ темы превращаются в конкретные государственные решения.

– Ваши предшественники на посту председателя профильного думского комитета чаще оппонировали исполнительной власти, чем призывали ее представителей к совместной работе. А вы на одно из первых заседаний обновленного комитета пригласили Веронику Скворцову и ее заместителей. Удалось наладить диалог с Министерством здравоохранения?

– Вот скажите мне, пожалуйста, вам, человеку отчасти стороннему, понравились дух и содержание встречи депутатов с министром и ее командой?

– Да, все было заметно живее, чем обычно.

– Вот и мне понравилось. Я по природе своей человек, до глубины души уверенный в том, что главное в любом деле – это поиск истины. Поэтому первое, о чем я подумал, став председателем комитета, – надо бы пригласить министра. Правда, я тогда еще толком не разбирался в табели о рангах, и пришлось выяснять – а имею ли я право на такое приглашение? Меня просветили: вполне имеете. И я тут же написал Веронике Игоревне письмо. Отправляя это приглашение, я заранее настраивался на разговор одинаково полезный и для его участников, и для их общего дела. Я встречал депутатов, которые ждут подобных встреч только для того, чтобы задать министру кучу каверзных вопросов, а потом бодро отчитаться об этом перед избирателями. Я таких задач не имел и не имею. Я должен понять, над чем работает министерство сегодня, где нам, законодателям, нужно подставить плечо исполнительной власти, а где мы можем и должны указать на недочеты, которые депутаты видят во многом благодаря своим избирателям. Если вы заметили, слова для выступления я не брал, хотел, чтобы высказались другие депутаты, хотя мне тоже было о чем спросить – у меня скопилось множество жалоб от граждан. В результате диалога я предложил такое решение: мы будем ежеквартально отправлять в Минздрав послание, аккумулирующее выявленные на местах проблемы. А Минздрав будет реагировать. И министр с таким форматом охотно согласилась. Это очень удобная модель диалога – у нас не должно быть взаимных обид, мы работаем на один результат, хотя задачи у нас разные. Вот эти задачи, приглашая Веронику Игоревну, я и хотел определить.

– О чем-то конкретном вы договорились?

– Мы определили пять приоритетных проектов, в которых однозначно будем Минздрав поддерживать. Первый – это строительство перинатальных центров. Следом нужно заняться проблемами детских больниц для реабилитации. Потому что вылечить – это одно, а не допустить рецидива болезни – это другое. Второе – санитарная авиация, которой президент уделил особое внимание в послании Федеральному собранию. Следующее – ситуация с информатизацией здравоохранения, о чем тоже было сказано в послании. Наконец, мы будем работать над продолжением и расширением программы «Земский доктор». Мы сейчас выступаем за соотношение 70 на 30 в ее финансировании, соответственно, из федерального бюджета и регионального, потому как понимаем, что некоторые регионы не выдержат больших трат.

– А какие темы в профильном законотворчестве собираетесь инициировать и поддерживать вы лично?

– В середине декабря мы проводим парламентские слушания, уже одобренные советом Думы, по школьной медицине. С этой темой я шел на выборы, потому что ситуация в медицинском сопровождении школьников – это то, что нужно делать прямо сейчас. Мы  направили обращение Сергею Собянину, чтобы Юго-Западный округ, по которому я избирался, стал пилотной территорией, где будет опробована новая модель школьной медицины. Для реализации этого проекта уже собрана великолепная рабочая группа. Не сомневаюсь, что у нас все получится, и это будет очень грамотный социально-медицинский шаг.

– В чем суть законопроекта о школьной медицине?

– В каждой школе будет врач. В каждом здании школы – медсестра. Вопросы диспансеризации, гигиены, обучения, занятия спортом, физкультуры, вакцинации – все это будет в зоне ответственности школьного врача. Тот же врач, что работал в поликлинике, будет работать и в школе. Примерно на 2 тысячи обучающихся – один специалист, который будет одновременно членом и педагогического коллектива, и врачебного. В школе должен быть медик, который обязан отвечать за здоровье учеников. Мы планируем ввести специальность школьного врача в реестр специальностей постдипломного образования. Это будет врач общей практики с компетенциями школьного врача. То есть он не сидит от звонка до звонка и чай пьет, он пашет как проклятый. Мы уже просчитали его функциональную нагрузку – она очень серьезная. Он перемещается, в его распоряжении – медсестры в каждом здании, над ним – поликлиника, он постоянно контролирует ситуацию, ведет проблемных подопечных. Это очень серьезная работа.

– Наверняка эту работу придется отдельно финансировать?

– Что мне в этом законопроекте нравится, он требует не масштабного финансирования, а внятных организационных усилий. Мы сейчас подсчитаем ставки, дальше на этапе организации должны подключиться Минздрав и Минобразование. Наши оппоненты говорят: не надо делать из школы лазарет. А в Минздраве школьную идею оценили позитивно. Тем более что у них есть свой подобный проект. Мы сверим результаты нашей работы в декабре. Рекогносцировку проведем: кто чем занимается. Нам нужно понять, чего нам не хватает: денег, оценки Минфина, организации, доброй воли. Но мы от своей позиции не отступим, не получив решения.

– На какой срок рассчитаны преобразования?

– «Пилоты» уже в пяти регионах стартовали. Они задуманы не так, как я себе это представляю, но близки к тому. В Москве мы запустим свой «пилот». Если речь о законопроектной работе – мы внесем документ в Думу к февралю. Если что-то будет мешать прохождению, мы поймем, в какие законодательные акты нужно внести изменения, чтобы система начала функционировать. Моя задача, чтобы врач появился в школе, чтобы там знали человека в белом халате и всегда могли к нему обратиться.

– Какие еще законопроекты вы намерены продвигать в первую очередь?

– У нас сейчас 68 законопроектов, доставшихся нам в наследство от прошлого состава комитета, к ним нужно будет вернуться. Сейчас мы уделяем внимание бюджетному пакету, дальше, надеюсь, в первой половине 2017 года, мы сможем принять закон о трансплантации органов и тканей, многострадальный документ. Еще один законопроект, который следует принять без промедления, – о психиатрической помощи и правах человека. Наконец, ставший частью моей предвыборной кампании закон об охране здоровья детей. Мы сейчас его разрабатываем. Я понимаю, какая это махина, но надеюсь, что к лету мы эту работу выполним. Я знаю, что аналогичный закон готовит Общественная палата, но мы конкурировать не собираемся – главное, чтобы был результат. Мы провели экспертизу первой версии законопроекта с коллегами из ОНФ, вместе с представителями Общественной палаты, во время предвыборной кампании я проводил тематический круглый стол с юристами. Все вроде бы должно получиться, документ рождается очень мощный, даже философский, ментально меняющий нас. Мы закладывали в его концепцию всестороннюю помощь ребенку – от плода до подростка. Президент Путин называл этот законопроект интегратором всех нормативных актов, окружающих ребенка, по сути, Детским кодексом.

– Создание сети перинатальных центров, как вы говорили, в числе приоритетов – и у Минздрава, и у профильного думского комитета. Планируются ли какие-то новации в самом сегменте неонатальной хирургии?

– И неонатальная хирургия, и хирургия новорожденных, и хирургия плода требуют развития. Но сейчас эти вопросы не на первом месте, потому что их решение – очень дорогое дело, затратное. Тем не менее мы обязательно будем этим заниматься. Моя позиция по поводу неонатальной хирургии давно известна: в России должно быть сформировано порядка 15 центров хирургии новорожденных. Сейчас функции таких центров частично выполняет каждая клиника, но к чему все приводит?

Представьте себе среднюю полосу Европейской части России, в которой проживают 400–500 тысяч детей, и ежегодно рождаются пять-шесть младенцев с серьезной патологией, например, отсутствием пищевода. Ты должен сделать супероперацию, а как ее сделать, когда их всего пять в год?  Как за пять операций в год опыт накопить? Это очень тяжело, но мы так работали всегда, правда, операции раньше были проще, чем сегодня. Сейчас мы технологически прорвались вперед, операции усложнились, их стало практически невозможно выполнить, не имея достаточного опыта. Поэтому в детской хирургии сложные болячки должны лечиться концентрированно, в специализированных центрах. Так сейчас работают в Европе. Например, хирургия желчевыводящих путей – сложнейший сегмент. В Англии при наличии около 30 хирургических клиник только три госпиталя имеют право делать такие операции. Мы уже не можем позволить себе, чтобы каждый оперировал сложные патологии, нужно концентрировать хирургию новорожденных и терапию пороков развития. Такова моя идея. Ее не все поддерживают, потому что пока к такому трудно привыкнуть.

– А Минздрав?

– Минздрав поддерживает. Я Путину, кстати, говорил об этом – тут не надо ничего строить. Нужно уже имеющиеся коллективы озадачить межрегиональными потоками больных. Мы знаем, на базе каких учреждений создавать такие центры, знаем, кто оперирует лучше, у кого есть оборудование. Понадобятся 15 центров хирургии новорожденных по всей стране, но не 87, как сейчас. Я давно занимаюсь этой проблематикой, всю свою профессиональную жизнь, но мне нужно, чтобы окончательное решение стало результатом согласия. А пока, я знаю, что многие выступают против. Недавно я в аудитории детских хирургов задал вопрос: кто за то, чтобы у нас было построено несколько центров по порокам развития прямой кишки, а остальные бы такими вмешательствами не занимались? В зале находились около 400 человек, а руки подняли лишь четверо. Никто не хочет отдавать потоки больных. Но с государственной точки зрения, со стороны организации здравоохранения должно быть сделано так, и я уверен в этом.

Автор фото: Оксана Добровольская