"Ты говоришь, что ты врач, но мы все полагаем – ты больше.
Больше на букву одну, ибо не врач ты, а враль".
***
"Никто, женившись, не избегнет грозных бурь", -
Все говорят и, зная это, женятся".
***
"Не рассуждает Судьба и знать не желает законов;
Не размышляя, она – деспот – царит над людьми.
Честных людей ненавидит, но любит зато нечестивых,
Этим являя свою, смысла лишенную, власть".
Эти эпиграммы Томаса Мора (вдохновленного греческими первоисточниками) перевёл Юрий Францевич Шульц.
Википедия: Юрий Францевич Шульц (1923–2005) — советский и российский учёный, исследователь древней и средневековой медицины, переводчик античных эпиграмм.
Разве же только эпиграмм?..
Я смотрю на снимок (http://librarius.narod.ru/personae/jfshu.htm), случайно найденный мною в Интернете: Л.П. Поняева (преподаватель кафедры классической филологии филфака МГУ, составитель «Хрестоматии по ранней римской литературе», 1984 г., совместно с К.П. Полонской), Ю.Ф. Шульц и М.Л. Гаспаров (на переднем плане), к книгам которого я периодически возвращаюсь («Записи и выписки», «Занимательная Греция», «Капитолийская волчица. Рим до цезарей»).
Сейчас уже, наверно, это звучит странно, архаично и кажется фантастикой: в 1970-е годы я знал Юрия Францевича Шульца. Но это правда. Он преподавал у нас в мединституте латынь. То есть он был не просто там заведующим кафедрой. Не просто имел какое-то касательство к нашей группе, и я иногда видел его на кафедре в коридоре. Всего этого мало. Сегодня я говорю, что он преподавал латынь ЛИЧНО МНЕ. Конечно, я приукрашиваю, но мне хочется это делать, я раздуваюсь от городости: Шульц был преподавателем нашей ПОДГРУППЫ, то есть маленького коллектива из десяти студентов. Не знаю, как сегодня, а в те годы большая студенческая группа делилась на небольшие подгруппы, и у каждой был свой преподаватель. Нам повезло: нашим наставником был Ю.Ф. Шульц.
Свой очерк «Роман с Польшей» (если кому-то интересно, его можно найти в Интернете) я начал с объяснений, почему знаю польский язык и интересуюсь Польшей, и зачем вообще нужно знать язык. И почему-то в первую очередь, когда писал, вспомнился мне Ю.Шульц:
«Латинский язык у нас в мединституте преподавал профессор Юрий Францевич Шульц. Мы, студенты, относились к нему с почтением и искренней любовью. Меня, например, семнадцатилетнего мальчика, приехавшего учиться из украинской провинции в Москву, буквально завораживал тот факт, что профессор, который написал наш учебник латыни и так вот запросто и буднично беседуют с нами, желторотыми, на семинарах в аскетично обставленных аудиториях кафедры латинского языка, — ко всему прочему еще и переводчик латинской поэзии, автор художественных книг, член Союза писателей СССР. Это был настоящий интеллигент «старой закалки». Я видел в нем уникальное явление природы, любовался его тонкими руками и маленькой, красиво поставленной головой с резко очерченными височными впадинами, восхищался его безукоризненной осанкой и накрахмаленными манжетами, которые делали еще заметнее благородную белизну рук, упивался его правильной, стилистически выверенной речью и красивым, как у диктора, голосом. Иногда он читал нам свои переводы. При этом держал книгу изящно, на весу, тремя пальцами, словно энтомолог редкую тропическую бабочку. Каждый его жест, каждое слово свидетельствовали о незаурядном интеллекте. Старшекурсники рассказывали нам о том, что вроде бы Шульц во время войны был советским разведчиком, работал в Германии. Мы верили этому и, одновременно, не верили, а Юрий Францевич… молчал, ничего не рассказывал об этом. Он был очень терпелив с нами, тактично, не допуская менторского тона, исправлял наши ошибки, а я слушал его, и мне хотелось занимать только латынью. Одной латынью».
Здесь требуются пояснения. Я немного отредактировал (безумство правки!): в очерке я писал не «Юрий», а «Юлий». Старшекурсники уверяли нас, что настоящее имя Шульца – Юлий и что он, «похоже, был разведчиком в тылу врага во время войны, вроде Штирлица», "он вообще, вероятно, немец". А мы, молодняк, не могли позволить себе подойти к Шульцу после занятий и спросить: «Юрий Францевич, а правда, что вы были “Штирлицем”?»
Или вот фраза: «Это был настоящий интеллигент “старой закалки”». Сказано не просто так. Был такой эпизод: мы вошли в аудиторию раньше преподавателя, кто-то из нас случайно забыл свой портфель на стуле, куда должен был сесть Шульц. Вошёл Юрий Францевич. Начал что-то говорить (стоя!) и как-то странно запинается и смущается при этом. Несколько минут потребовалось нам для того, чтобы догадаться: ему некуда сесть! Но он не потребовал от нас: «А ну-ка, молодые люди, быстренько убрали свой портфель с моего стула!» Он ждал, когда мы сами поймём: надо освободить преподавателю место.
Или ещё: читаем по очереди латинский текст, показываем, как мы усвоили правила чтения. Мы все себя чувствуем уже специалистами в этом деле: читаем уже не первый день. И вдруг наш товарищ произнес: «про-пэ-дэ-Утика» (с ударением на «у»). Мы, конечно, заржали (о, смешливая юность…) Юрий Францевич мягко и со вкусом поправил: «пропэдэвтика». («Пропедевтика» — слово хоть и греческое, но на занятиях мы говорили и о греческом языке.) Он никогда не повышал голоса на тех, кто попадал в отстающие. Он был очень тактичен.
В конце первого года обучения мне объявили, что профессор Ю.Ф. Шульц поставил мне за курс латыни автоматом «отлично». Кажется, полагалось сдать дифзачёт. Я, понятное дело, не сдавал. Иногда и сегодня повторяю: Юрий Францевич Шульц поставил мне «пять баллов» автоматом! Врать не буду, сегодня я уже, конечно, не специалист в этом «мертвом языке» («увы, без практики теория мертва»), но несколько учебных пособий по латинскому языку всё же мне довелось отредактировать.
В том же очерке о Польше есть такой абзац:
«Однажды он рассказал нам анекдот о том, как курица, услыхав из кустов громкое “кукареку”, бросилась на этот страстный клич, а потом оттуда вылезла лиса, сыто облизнулась и сказала: “Вот почему полезно знать иностранный язык”».
А мы, помнится, тогда начали перемигиваться. Мы были испорченными лоботрясами и этот анекдот знали в другом варианте:
Лиса бросилась в кусты на крик «кукареку», там началась отчаянная возня, а потом оттуда вылез волк и сказал: «Вот почему полезно знать иностранный язык».
Я, кажется, упомянул уже, что он был членом Союза Писателей СССР? Ну, так вот: Юрий Францевич читал нам свои переводы на семинарах. Доставал из портфеля книгу и читал. Прочитает строчку и вдруг улыбнётся своим мыслям (или мыслям автора, которого перевел), так, как будто в первый раз видит текст. Ну, в стиле «Ай да Пушкин!..» Когда-то я узнал о том, что стареющий Дюма однажды читал книгу и иногда восклицал удивленно: «Вот так славно! Этот парень умел писать!» (уж простите, передаю своими словами – кажется, у Андре Моруа это есть). А потом все увидели, что читает он «Три мушкетера».
Мы знали, что он «балуется на досуге» переводами с латыни и греческого, но о том, что это переводчик и публицист ТАКОГО МАСШТАБА, не знали, к сожалению… Лучше скажу «за себя»: я — не знал. Прошло лет тридцать-сорок… И вот просматриваю список переводов Ю. Шульца:
- Авл Корнелий Цельс «О медицине»
- Квинт Серен Самоник «Медицинская книга. Целебные предписания»
- Эразм Ротердамский «Стихотворения»
- Греческая и латинская эпиграмма о медицине и здоровье
- Книга античности и Возрождения о временах года и здоровье
- Арнольд из Виллановы «Салернский кодекс здоровья, написанный в XIV столетии»
- Паллад Александрийский «Эпиграммы»
- Томас Мор «Эпиграммы» и «Прогимнасмата»
- Валафрид Страбон «Садик»
- Вандальберт Прюмский «О названиях, знаках зодиака, культурах и климатических свойствах двенадцати месяцев»
- Марбод Реннский «Лапидарий»
И т.д.
Мы были ребятами вполне себе книжными, часто захаживали в букинистические магазины и были знакомы с такими многотомными собраниями, как «Библиотека всемирной литературы» и «Литературные памятники». Но не знали мы, что огромный вклад сделал и наш преподаватель тоже: сборник «Античная лирика», том Томаса Мора из серии «Литературные памятники» и «Греческая эпиграмма» из той же серии… Да мы на фамилии переводчиков тогда вообще не обращали внимания! И, честно говоря, не очень-то интересовались переводами Юрия Францевича. Нам было довольно того, что мы занимаемся по учебнику, который написал наш «препод». Нам казалось, что это вполне естественно: кто написал учебник — тот у нас и преподает (или мог бы преподавать, если бы был жив). Физиологию учили по учебнику Г.И. Косицкого, микробиологию — по В.Д. Тимакову, топографическую анатомию – по Г.Е. Островерхову, латынь — по Ю.Ф. Шульцу… Обычное дело.
В списке книг, которые написал Ю. Шульц, есть и такая: «В геммах великая сила: Легенды и были о минералах» (М.: Квартет. 1994). В 70-е годы при слове «гемма» я бы и ухом не пошевелил. Но прошло лет тридцать-сорок… Уже в XXI веке мне стало известно о том, что Юрий Францевич был страстным коллекционером (мне кажется, что это свойство делает любого человека особенно интересным): он коллекционировал монеты и геммы. И не просто коллекционировал, а был консультантом в Музее изобразительных искусств им. Пушкина! До кафедры латыни 2-го Московского мединститута Ю. Шульц работал в отделе нумизматики этого музея.
Диана Пуатье. Гемма
Источник: http://www.liveinternet.ru/users/andre_art/post131315171/
Выпускники классического отделения МГУ 1950 г. На переднем плане – Ю.Ф. Шульц.
Источник: http://librarius.narod.ru/personae/vyp1950.htm
В апреле 2013 года я пошёл в Пушкинский музей на выставку «1000 лет золота инков». Заодно, решил я, посмотрю всё, что удастся увидеть. В одном из залов обнаружил выставку гемм — камней овальной и округлой формы с вырезанными на них изображениями или барельефами. На одной из стен увидел портрет Ю.Ф. Шульца. Оказалось, что некоторые экспонаты для выставки гемм были взяты из коллекции Шульца. Там же, в зале, узнал о том, что Шульц окончил МГУ в 1950 году, а во время войны служил «в артиллеристской разведке» (два тяжелых ранения,кавалер ордена Славы).
Разумеется, хотелось узнать побольше и об этой стороне жизни Юрия Францевича: о коллекционировании. Нашёл в Интернете описание его коллекции монет:
«Нумизматическая коллекция Ю. Ф. Шульца — это 102 монеты, среди которых экземпляры золотого царского чекана Екатерины II, Александра I, Николая I, серебряные рубли от Петра I до Николая II. Особый интерес представляют позднеримская (V в.) и византийская часть нумизматического собрания. Она состоит из 36 золотых монет и охватывает почти весь период существования Византийской империи (VI–XII вв.), а также монеты европейской регулярной чеканки от XIV до XIX веков и принадлежат выпускам Священной Римской Империи, Италии, Испании, Франции, Германии, Венгрии. Особую ценность представляет экю Жана II Доброго (1350–1364), дукат дожа Венеции Андреа Гритти (1523–1538) и 2 альбертина 1601 г. - периода испанского владычества в Бельгии».
Монета венецианского дожа Андреа Гритти (1523-1538)
Источник: http://muzeydeneg.ru/research/legendyi-i-sokrashheniya-na-evropeyskih-monetah-xiv-xix-vv/
Монета из коллекции Ю.Ф. Шульца
Источник: http://genefis-gbr.ru/monety-iz-kollekcii-yuf-shulca/
И там же: «Коллекция Юрия Францевича Шульца (1923–2005), медика, филолога-латиниста, поэта и переводчика, представляет собой уникальное собрание, в которое входят книги, печати XVIII–XIX веков, полудрагоценные камни и металлы, а также монеты. Среди раритетов коллекции такие произведения древнегреческих и римских авторов, как «Жизнь двенадцати цезарей» Светония, «Энеида» Вергилия, «Божественная комедия» Данте, «Декамерон» Боккаччо и другие памятники мировой литературы, изданные от 1501 до 1801 годов; уникальное собрание личных западноевропейских и русских печатей конца XVIII - XIX веков, выполненных в разнообразных стилях […] Коллекция Ю. Ф. Шульца является уникальным собранием, а ее экспонаты будут служить ценнейшим источником для изучения российской и западноевропейской истории и культуры».
(Подробнее см. здесь: http://www.imperiacoins.ru/numnews/357.html )
…А теперь о печальном…
В конце 2005 года (или, может быть, в начале 2006-го) пришла мне в голову мысль переиздать в нашем издательстве учебник латинского языка Ю.Ф. Шульца – тот самый, по которому мы учились в 70-е годы. Руководитель издательства МИА А.С. Макарян эту мою идею поддержал, но попросил дозвониться до Шульца, чтобы получить разрешение от автора. Я не помню, как нашел номер домашнего телефона Ю.Ф. Шульца, но вот я позвонил и с замиранием сердца стал ждать, что сейчас возьмет трубку Юрий Францевич, и я услышу его голос, который мне помнился почему-то все эти годы («пропэдэвтика»), и я скажу, что он был моим учителем и поставил мне пятёрку автоматом, и что я горжусь этим и все эти годы вспоминал о нём… Скажу, что 19 лет проработал врачом на Тамбовщине, а теперь вернулся в Москву, и хотелось бы издать его учебник. Так будет, если он жив. Надеюсь, что он жив… В 1970-е годы Ю. Шульц казался мне пожилым человеком…
Трубку взяла женщина. Я, кажется, решил, что это его жена. (Может быть, она как-то представилась.) Я попросил позвать к телефону Юрия Францевича. Она сказала: «Юрий Францевич умер полгода назад…» Я был ошарашен. Если бы мне сказали, что Шульц умер в 1989 году, я бы удивился меньше. Но — «полгода назад»… Я не знал, что ответить на это. Наш диалог был коротким. «Мы любили Юрия Францевича, — сказал я. — Все студенты любили его…». «Я знаю», — ответила женщина. Мы попрощались, и я больше не звонил в этот дом. И учебник мы не переиздали.
Нужно успевать говорить добрые слова людям вовремя.
А я зову вкусить осенние плоды
И всех зову едою усладить себя;
Ведь мимо солнца мчит уже созвездье Пса, —
Оно у нас на суше иссушает всё, —
Повсюду пышет пламя, словно Этны жар;
Не надо мальвы в пищу принимать тогда.
Николай Калликл (XI—XII вв.) «Излагаю стихами свойства 12 месяцев», перевод Ю. Шульца
Если хочешь ты жизнь прожить счастливо,
Чтоб Лахеса1 дала увидеть старость, —
В десять лет ты играть, резвясь, обязан,
В двадцать должен отдаться ты наукам,
В тридцать лет ты стремись вести процессы,
В сорок лет говори изящной речью,
В пятьдесят научись писать искусно,
В шестьдесят насладись приобретенным;
Семь десятков прошло — пора в могилу;
Если восемь прожил, страшись недугов,
В девяносто рассудок станет шатким,
В сто и дети с тобой болтать не станут.
Линдин (ок. II-III вв.) «О возрасте», перевод Ю. Шульца
<1Лахеса — буквально: «определяющая участь», вторая из трех Парок (Клото, Лахеса, Атропа), прявшая нить человеческой жизни>.