Доктор Ручкин сидит в ординаторской, смотрит телевизор и лузгает тыквенные семечки. Вбегает молодая докторша Татьяна Петровна. Она явно чем-то расстроена: пальцы мелко дрожат, на щеках бурые пятна.

— Что случилось, Танюша? — спрашивает Ручкин, продолжая лузгать семечки и смотреть телевизор.

— Есть всему предел, Пётр Тимофеич! Так работать больше нельзя!

Ручкин поднимает глаза и, удивлённый, замирает с шелухой от тыквенных семечек на губах.

— В чём дело? Расскажи толком.

— Это всё Варакина, процедурная...

— Что «Варакина»?

— Хамит! Она, наверно, думает, раз я моложе её, то со мной можно вот так, нагло... Я всё-таки врач! А она... она... Спасибо ещё, не при больных...

— Да наплюй ты на неё! А ещё лучше... эта-а... — с губ Ручкина вместе с шелухой от семечек чуть не срывается нецензурное слово. — Если из-за каждой, понимаешь ли, Варакиной расстраиваться... Научись стоять на своём! В медицине — как в армии. Тут нужна железная дисциплина. Тут если дашь один раз слабину, то...

— Я ей говорю: сделай внутривенно. А она мне: мы это не практикуем. Такие препараты, мол, вводятся только внутримышечно. Она будет меня учить, что можно, а что нельзя!

— Ну, дура она, дура. Чего расстраиваешься? Если из-за каждой дуры расстраиваться… Ты бы лучше поучилась дома, что ли... выработала командный голос... чтобы никаких возражений...

— Я ей говорю: сделай больному клизму. А она мне: «Ну вот ещё! Буду я по два раз в день в каждую задницу лазить!» Сказала бы просто: уже сделали…

— Ну, недоучили её, невоспитанная она, деревенщина... Гнать таких надо! А от меня чего ты хочешь?

Татьяна Петровна разводит руками.

— Я... я не знаю... Что же мне делать?

— А что тут сделаешь? Не главному же жаловаться?

— А кому?

— Никому! Научись выходить из подобных конфликтов сама. Как это ни прискорбно, авторитет ещё заслужить надобно. Пройдёт год, два — только потом, может быть...

—  А сейчас что мне делать?

— Не знаю, — вздыхает Ручкин. — Сразу надо было... А теперь как-то не к месту... Я даже не знаю, что посоветовать.

Он становится задумчивым. Взгляд его блуждает по стенам ординаторской, потом опускается вниз. На столе — горка тыквенных семечек. Ручкин  вытаскивает из этой кучки одно семечко и протягивает Татьяне Петровне.

— На, — говорит он, — отнеси это Варакиной. Скажи ей: глистогонное!

Из книги «Записки на “Выписках”»