Фазиль Искандер в рассказе «Время счастливых находок» (цикл «Праздник ожидания праздника») описывает, как в детстве, в Сухуми, состязаясь с приятелем, кто глубже нырнет, он обнаружил на дне моря большую плиту и успел разглядеть на ней изображение людей. «Большой камень, а на нём первобытные люди».

 

Решили с другом вытащить плиту на берег. «…мы нырнули вдвоем и попытались сдвинуть ее, но она даже не пошатнулась». Они рассказали о находке в школе учителю истории. «Это древнегреческая стела», — сказал учитель.

 

Пошли всем классом, чтобы вытащить ее оттуда, взяли в помощь физрука. Ныряли, ныряли, но плиту не нашли…

 

А через 15 лет эту плиту всё-таки нашли «не очень далеко от того места». Искандер пишет: «Нашёл брат моего товарища». «Знатоки говорят, что это редкое и ценное произведение искусства — надгробная стела с мягким, печальным барельефом».

 

Для тех, кого интересуют подробности: вот фрагменты рассказа Фазиля Искандера (немного сокращаю).

 

У нас была такая игра: кто глубже нырнет. На глубине примерно двух метров мы начинали нырять и заходили все дальше и дальше, пока хватало дыхания.

В тот день мы с одним пацаном состязались таким образом на Собачьем пляже. […]

 

И вот я ныряю в последний раз. Дохожу до дна, хочу схватить песок и почти носом упираюсь в большую квадратную плиту, на которой я успелразглядеть изображение двух людей.

— Старинный камень с рисунком, — ошалело крикнул я, вынырнув.— Врешь, — сказал пацан, подплывая ко мне и заглядывая в глаза.

— Честное слово! — выпалил я. — Большой камень, а на нем первобытные люди.

Мы стали нырять по очереди и почти каждый раз видели в подводныхсумерках белую плиту с тусклым изображением двух людей. Потом мы нырнуливдвоем и попытались сдвинуть ее, но она даже не пошатнулась.

Наконец мы замерзли и вылезли из воды. Я до этого точно приметил место, где мы ныряли. Это было как раз между буйком и старой сваей, торчавшей изводы.

 

Через несколько дней начались занятия в школе, и я рассказал нашему учителю о своей находке. Он вел у нас уроки по географии и истории. […]

— Это древнегреческая стела, — сказал он, внимательно выслушав меня,— замечательная находка.

Решили после уроков пойти туда и, если это возможно, вытащить ее из воды. «Стела», — повторял я про себя с удовольствием. Уроки прошли в праздничном ожидании похода.

 

И вот мы идем к морю. В качестве рабочей силы с нами отправили физрука.

Сначала он не хотел идти, но директор его все-таки уговорил. В школе физрукникого не боялся, потому что, как он говорил, его в любой день могли взять работать тренером по боксу. Мы считали, что он одним ударом может нокаутировать весь педсовет. […]

Мы разделись и посыпались в море. На берегу остался один учитель. Он стоял в своей белоснежной рубашке с закатанными рукавами и, опираясь накостыли, ждал.

 

Накануне был шторм, и я боялся, что вода окажется мутной, но она была прозрачная и тихая, как тогда.

Я первый подплыл к тому месту, нырнул и дошел до дна, но ничего не увидел. Это меня не очень обеспокоило, потому что я мог нырнуть не совсем точно. Я отдышался и снова нырнул. Опять дошел до дна и опять ничего не увидел. Вокруг меня фыркали, визжали и брызгались ребята из нашего класса.

Большинство из них просто игралось, но некоторые и в самом деле доныривали до дна, потому что доставали песок и шлепали им друг друга. Никто не видел плиты. Я подплыл к буйку, чтобы узнать, не сошел ли он с места, но он крепко стоял на тросе.

 

Подплыл физрук. Он слегка опоздал, потому что надевал плавки.

— Ну, где статуя? — спросил он, отдуваясь, словно ему было жарко в воде.

— Здесь должна быть, — показал я рукой. Он набрал воздуху и, мощно перевернувшись, пошел ко дну, как торпеда. Нырял и плавал он, надо сказать, здорово. Он долго не появлялся и наконец вынырнул, как взрыв.

— Всю воду замутили, — сказал он, отфыркиваясь и мотая головой... — А ну, шкилеты, давай отсюда! — заорал он и, плашмя ударив рукой о воду, выплеснул фонтан в сторону наших ребят.

 

Они отплыли поближе к берегу, и мы с ним остались один на один.

— Слушай, а ты не фантазируешь? — спросил он строго, продолжая отдуваться, словно ему было жарко в воде.

— Что я, сумасшедший, что ли, — сказал я.

— Откуда я знаю, — ответил он, глядя на воду, словно выискивая дырку, в которую было бы удобней нырнуть. Наконец нашел и, набрав воздуху, снова нырнул. На этот раз он вынырнул с ржавым куском сваи.

— Не это? — спросил он, выпучив глаза от напряжения.

— Что я, сумасшедший, что ли, — сказал я. — Там каменная плита, на ней люди.

— Откуда я знаю, — сказал он и, отбросив железяку в сторону, снова нырнул.

 

Оказавшись один, я подумал, что пришло время удирать на берег, но стыд перед учителем был сильнее страха. Я же видел ее здесь, она никуда не могла деться!

— Пфу! Черт! — заорал он на этот раз, испуганно выбрасываясь из воды.

— Что случилось? — спросил я, сам испугавшись. Я решил, что его хлестнул морской конек или еще что-нибудь.

— Что случилось, что случилось! Воздуху забыл взять, вот что случилось, — зафырчал он, гневно передразнивая меня.

— Сами забыли, а я виноват, — сказал я, несколько уязвленный его передразниванием.

[…]

 

— Вы в самом деле видели статую? — спросила девушка и, вынув руку из воды, мизинцем, который ей по глупости показался наименее мокрым, приткнула сбившиеся волосы под косынку.

— Не статую, а стелу, — поправил я ее, глядя, как она бесстыдно прихорашивается для физрука.

— А что это такое? — спросила она, продолжая спокойно стараться.

Я тоже решил принять свои меры, пока он не вынырнул.

— Не мешайте, — сказал я, — что, вам моря мало, плывите дальше.

— А ты, мальчик, не груби, — ответила она надменно, словно разговаривала со мной из окна собственного дома. Быстро же они осваиваются.

Она знала, что физрук рано или поздно вынырнет и будет на ее стороне.

Физрук шумно вынырнул, словно танцор, ворвавшийся в круг. Хотя он очень долго был под водой, это был пропащий нырок, потому что сейчас он нырял не для нас, а для нее.

 […]

 

— А, — сказал он, отдышавшись, — фантазеры! — Так он называл всех маломощных и вообще никчемных людей. — Давайте лучше сплаваем.

— Давайте, только не очень далеко, — согласилась она, может быть, назло мне.

— А как же плита? — проговорил я, тоскливо напоминая о долге.

— Я сейчас дам тебе шалабан, и ты сразу очутишься под своей плитой, — разъяснил он спокойно, в они поплыли. Черная голова с широкой загорелой шеей рядом с красной косынкой.

 

Я посмотрел на берег. Многие ребята уже лежали на песке и грелись. Учитель еще стоял на своих костылях и ожидал, когда я найду плиту. Если б я еще вчера не видел этого пацана, с которым мы ее нашли, я бы, может, решил, что все это мне примерещилось.

Я пронырнул еще раз десять и перещупал дно от самой сваи до буйка. Но проклятая плита куда-то запропала. За это время учитель наш несколько раз меня окликал, но я плохо его слышал и делал вид, что не слышу совсем. Мне было стыдно вылезать, я не знал, что ему скажу.

Я сильно устал и замерз и наглотался воды. Нырять с каждым разом делалось все противней и противней. Я уже не доныривал до дна, а только погружался в воду, чтобы меня не было видно. Многие ребята оделись, некоторые уходили домой, а учитель все стоял и ждал.

 

Физрук и девушка уже вылезли из воды, и он перешел со своей одеждой к девушке, и они сидели рядом и, разговаривая, бросали камушки в воду.

Я надеялся, что нашим надоест ждать и они уйдут и тогда я вылезу из воды. Но учитель не уходил, а я продолжал нырять.

 […] в это время учитель меня очень громко окликнул, и я от неожиданности посмотрел на него. Наши взгляды встретились. Мне ничего не оставалось как плыть к берегу.

— Ты же замерз, — закричал он, когда я подплыл поближе.

— Вы мне не верите, да? — спросил я, клацая зубами, и вышел из воды.

— Почему не верю, — строго сказал он, подавшись вперед и крепче сжимая костыли своими гладиаторскими руками, — но разве можно так долго купаться. Сейчас же ложись!

— Со мной был мальчик, — сказал я противным голосом неудачника, — я завтра его вам покажу.

— Ложись! — приказал он и сделал шаг в мою сторону. Но я продолжал стоять, потому что чувствовал — мне и стоя трудно будет их убедить, не то что лежа.

— А может, этот мальчик вытащил? — спросил один из ребят. Это был соблазнительный ход. Я посмотрел на учителя и по его взгляду понял, что он ждет только правды и то, что я скажу, то и будет правдой, и поэтому не мог солгать. Гордость за его доверие не дала.

— Нет, — сказал я, как всегда в таких случаях жалея, что не вру, — я его видел вчера, он бы мне сказал...

— Может, ее какая-нибудь рыба унесла, — добавил тот же мальчик, прыгая на одной ноге, чтобы вытряхнуть воду из ушей.

Это был первый камушек, я знал, что за ним посыплется град насмешек, но учитель одним взглядом остановил их и сказал:

— Если бы я не верил, я бы не пришел сюда. — Потом он задумчиво оглядел море и добавил: — Видно, ее во время шторма засосало песком или отнесло в сторону.

 

И все-таки через пятнадцать лет ее нашли, не очень далеко от того места, где я ее видел. И нашел ее, между прочим, брат моего товарища. Так что и на этот раз она далеко от меня не ушла.

Знатоки говорят, что это редкое и ценное произведение искусства — надгробная стела с мягким, печальным барельефом.

 

Интересно, что в этом рассказе правда, а что вымысел?

 

Когда в Абхазском государственном музее я увидел эту плиту с «первобытными людьми» (с древними греками) — конечно, насторожился. Кто же ее нашёл? Стал («Гугл нам в помощь») выяснять.

Оказалось, что эту плиту обнаружил на дне моря… Юрий Сенкевич (1937–2003) — журналист, врач, путешественник, ведущий телевизионного «Клуба путешествий». Нашёл он плиту в 1953 году, когда был школьником. Тогда он вместе с мамой отдыхал в небольшом военном санатории в Сухуми.

 

Город возник в VI в. до н.э. из местных поселений, основан древними греками и сначала назывался  Диоскурией (это была греческая колония Диоскауриада) в честь братьев-близнецов Диоскуров — покровителей путников и мореплавателей. Развалины Диоскурии покоятся на дне Сухумской бухты. Точка отсчета современого Сухума — старая крепость, а вернее ее останки, торчащие из Черного моря. Старая крепость стоит там, где городская набережная Махаджиров переходит в набережную Диоскуров. Из города сюда, к крепости, спускается улица Воронова. Именно здесь началась Диоускурия (которая потом, во времена древних римлян, именовалась Себастополисом, а позже — Сухум-Кале).

 

Много времени проводил Юра Сенкевич в море, нырял с маской, которую «соорудил из папиного противогаза». (Отец Юрия — Александр Осипович Сенкевич — принимал участие в Великой Отечественной войне, был командиром медсанбата, а позже — заместителем начальника Военно-медицинской академии в Ленинграде). И однажды неподалеку от берега Юра заметил что-то белое прямоугольной формы. Какая-то плита… Показал находку местным военным летчикам, а те посоветовали обратиться за помощью к археологам. Археологи вытащили найденную Сенкевичем плиту и увезли ее. Это была античная мраморная стела V века до н.э. Теперь она хранится в Абхазском государственном музее.

 

Вот и получается, что в ранней юности будущий врач и путешественник Юрий Сенкевич совершил научное открытие. Правда, не медицинское, а историческое, археологическое.

 

 

Фото автора:

Древнегреческая плита из Абхазского государственного музея (Сухум)

Старая крепость. Здесь начинался город Сухум

Останки Старой крепости возле Сухумской набережной

 

Юрий Сенкевич: скриншот из телепередачи "Клуб путешественников"