Уверен, что роман Л. Толстого «Война и мир» нужно перечитывать каждые 8–10 лет. Человек взрослеет, набирается жизненного опыта, читает книги, посещает лекции, учится, интересуется историей и политикой и т.д. — человек становится другим. Конечно, если вам сегодня 40 лет или 50, то «Войну и мир» вы прочитаете совсем не так, как в 16… Да это и неразумно — заставлять подростков читать такой роман… или «Евгения Онегина», или «Горе от ума», или «Обломова»… А что же тогда читать? (спросите вы). Вот вопрос… Ответ, наверно, такой: что-нибудь попроще, и совсем не обязательно, если это принадлежит перу российских классиков. Главное ведь — НАУЧИТЬСЯ читать, научить анализировать текст, научиться понимать замысел автора, научиться рассуждать о прочитанном. Но тогда второй вопрос: а нужно ли расходовать драгоценное время школьной программы на подробное изучение других книг — «Остров сокровищ», «Три мушкетёра», «Собака Баскервилей», «Дети капитана Гранта», «Пикник на обочине», «Гиперболоид инженера Гарина» (вполне подходящие творения для подростков)? Это и так прочтут. А станут ли они читать когда-то «Войну и мир», если не заставить вовремя? А надо ли заставлять?.. Вопросы, вопросы…

Итак, «Война и мир». Перечитывая опытным глазом в свои «за пятьдесят» этот роман, я сделал для себя несколько небольших открытий. Это не революция в литературоведении, но мне кажется, что всё равно интересно.

...Сентябрь 1812 года. Москва горит. В Москве бесчинствуют солдаты Наполеона — французы, немцы, поляки… Шарят в домах, мародёрствуют, грабят население. Пьер Безухов переодевается в простую одежду, прячет за пазухой нож и пробирается на Арбат (к церкви Николы Явленного, которой давно уже нет: там теперь здание Главного управления Следственного комитета РФ). Безухов уверен, что Наполеон прячется именно здесь, и собирается убить «узурпатора». Но по пути добрый барин спасает ребёнка от пожара, а потом вступается за красивую армянку, которую грабит мародёр. Пьер бросается в драку с французами — и попадает в тюрьму. Его обвиняют в том, что он — один из тех, кто поджёг Москву, «поджигатель». Вспомнили?

Пьер ждёт дальнейшего развития событий. Он томится на гауптвахте, расположенной на Зубовском валу (вероятно, это там, где потом появятся Провиантские склады, а в наше время — Музей Москвы). Потом пожар начинается и на Зубовском валу, и Пьера переводят в каретный сарай купеческого дома возле Крымского брода (там, между прочим, ещё не было Крымского моста). Для москвичей, например, очень знакомые места…

 

Через 4 дня Безухова ведут на допрос к наполеоновскому маршалу Даву. Это был человек вроде Аракчеева (но «французского разлива»). Лысый, с седеющим венчиком волос и бакенбардами; холодный взгляд исполнительного садиста; утончённые благородные черты лица… человека, который ради «порядка» не остановится ни перед чем, человека, который хладнокровно «работает» в варварской Москве — подписывает смертные приговоры, например. Лев Толстой характеризует его в романе так:

«…исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью».

Безухова приводят к маршалу в дом князя Щербатова — «на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом» (теперь здесь расположился Луи Николя Даву). Сегодня это улица Погодинская. Кто бывает здесь — знает, конечно, деревянную избу в крестьянском стиле. Это, конечно, не дом князя, а лишь один из флигелей усадьбы. А главный дом располагался правее этой избы, если смотреть на неё с улицы. Безухов бывал здесь и раньше, узнал расположение комнат и стеклянную галерею. Дом князя Щербатова располагался недалеко от Новодевичьего монастыря, где обосновались кавалеристы маршалу Даву.

Позднее дом князя Щербатова купил историк Михаил Погодин, купил якобы ловко, за бесценок (об этом судачила Москва). Но, между прочим, этот дом прославился именно его хозяином (историком М. Погодиным) и многочисленными гостями: Гоголь, который написал здесь «Тараса Бульбу», «Рим» и дописал первый том «Мёртвых душ»; Лермонтов, А. Островский, поэт Л. Мей, С. Аксаков, Вяземский, Чаадаев, Загоскин, Баратынский, Ф. Глинка… В 1941 году в дом попала немецкая авиабомба, и… дом потом не стали восстанавливать.

Бывал в этом доме и Лев Толстой. Дело в том, что Погодин собрал грандиозную коллекцию старинных книг, документов, автографов, рукописей, медалей, монет, церковных древностей, археологических находок. Всё это хранилось в трёх комнатах дома. Сразу скажу, что коллекция Погодина не пропала. В 1852 году, ещё при жизни историка, личный архив и библиотека Погодина были переданы Румянцевскому музею (Ленинская библиотека), рукописи ушли в Императорскую публичную библиотеку, церковные древности — в Патриаршую ризницу Московского Кремля, а медали, монеты и археологические артефакты — в Эрмитаж. Лев Толстой, работая над своим романом, приезжал сюда, к Погодину, за консультациями. И он, конечно, тоже, узнал бы расположение комнат и стеклянную галерею, как Безухов.

Почему я об этом говорю? Некоторое время наше издательство арендовало офис в Издательском совете Русской православной церкви в Малом Саввинском переулке, а это два шага от погодинского дома. Конечно, мы часто бывали возле деревянной избы М. Погодина. А позже мы перебрались в другой офис, поближе к станции метро «Спортивная».

Итак, совпадение №1: издательство «МИА» несколько лет работало там, где, по версии Л. Толстого, допрашивал Пьера Безухова маршал Даву.

 

 

На допросе, кстати, Безухов пытался доказать маршалу, что, помилуйте, какой же он, в самом деле, поджигатель. Безухов обращался к маршалу по-французски, и было понятно, что перед Даву стоит благородный человек. Маршал не поднимал голову, что-то писал, а потом поднял… «Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения». Пьера всё равно повели на расстрел, но теперь уже, вероятно, в качестве зрителя, «чтобы потом неповадно было…»: расстрел-то был ещё и показательным — «это их научит поджигать» (сказал французский солдат, а Пьер услышал).

Итак, «поджигателей» повели на место казни. Как же их вели? Толстой пишет:

«От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землёй, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа».

В то время Девичье поле было обширным пустырём от Новодевичьего монастыря до Зубовской улицы и Зубовского рынка. Здесь были аптекарские огороды, где разводились лекарственные травы; казённый театр, где давались летние представления; загородные усадьбы князей и бояр… Это потом уже здесь появился Клинический городок медицинского факультета Московского университета (ныне Первого медицинского института — Сеченовского университета). Руководителем строительства этих клиник в 1887–1897 гг. стал хирург Н.. Склифосовский. После застройки этой территории сформировались здесь улицы Большая Пироговская (бывшая Большая Царицинская), Малая Пироговская (она была и раньше, называлась Малая Царицинская), Абрикосовский переулок… Клиника кожных болезней, Российский научный центр хирургии, патолого-анатомический корпус и т.д.

И вот Пьера Безухова ведут к месту казни «в огороды» левее монастыря, Пьер слышит звон с колокольни (было воскресенье), видит купола Новодевичьего… Я слежу по карте за предполагаемым маршрутом пленных к месту казни и прихожу к выводу, что этот огород, где вырыли яму для убитых, располагался примерно там, где теперь стоит, например, офисное здание «Деловой центр», куда я прихожу на работу в своё издательство! Сегодня это улица Усачёва, а в середине XIX века, например, она имела другое название: Усачёв переулок (в честь купца С.И. Усачёва).

Совпадение №2? Два точки на карте Москвы — два места моей работы, и оба связаны с допросом и казнью героев романа Льва Толстого? Не может быть! Наверно, это мои фантазии.

 

Карту Девичьего поля образца 1812 года я не нашёл. А вот план этой местности 1853 года есть. Я смотрю на эту карту и слегка напрягаю воображение. Вот оно: зелёным я обозначил нынешние Большую Пироговскую (на старой карте даже не указана), Малую Пироговскую и улицу Усачёва; желтым — Новодевичий монастырь, улицы Погодинскую, переулки Малый и Большой Саввинский, Новодевичий. Красный кружок с крестом и цифрой 1 — место, где Безухова допрашивал маршал Даву, красный кружок с крестом и цифрой 2 — предполагаемое место расстрела «поджигателей» (конечно, плюс-минус метров пятьдесят — огороды там, я думаю, были обширными). А красным пунктиром на карте обозначен предполагаемый путь, который прошли русские «поджигатели» от дома князя Щербатова до огорода с ямой и столбом.

Сцену расстрела я описывать не стану — все читали. Или смотрели фильм С. Бондарчука, там этот эпизод ярок и страшен. Пьер Безухов остался жив, но он видел всё от начала до конца.

И всё-таки… здесь или не здесь было место казни? Не ошибаюсь ли я?

 

Мои сомнения рассеялись, когда я увидел иллюстрации Дементия Алексеевича Шмаринова к «Войне и миру». Есть и эпизод расстрела «поджигателей»! Мы видим столб, к которому привязан молодой «фабричный» парень в халате; почти нам в лицо целятся французские солдаты; справа от них стоит, открыв рот от потрясения, высокий толстяк в нелепой одежде — Пьер Безухов… А что же у этих людей за спинами, в дымке на заднем плане? Купола Новодевичьего монастыря, колокольня (её звон я слышу почти каждый день ровно в 16:53 из окна своего кабинета — слышал до марта 2015 года, когда на колокольне случился пожар, и слышу сегодня, когда её отремонтировали) и справа — необычной формы (но всё же давно привычная) башня стены. Нетрудно представить, что художник (а с ним и мы, зрители, читатели) стоит во дворе нашего офисного здания, только вид на монастырь не загораживает жилое здание, построенное гораздо позже, и, может быть, ещё какого-нибудь дорожного знака не хватает, дорожного фонаря да светофора, мигающего огнями на Лужнецком проезде… Художник, как и Лев Толстой, отнёсся к своей работе предельно строго и добросовестно: изобразил не какие-то там свои фантазии, а пришёл на это место, посмотрел, определил, что могли наблюдать люди, которые в тот день оказались в огороде возле Новодевичьего монастыря…

Согласитесь всё же, что это удивительно: два совпадения на несколько страниц огромного романа.